"Чарльз Диккенс. Крошка Доррит. Книга 2" - читать интересную книгу автора

недостаточно владеющему английским языком, очень трудно было уловить
истинный смысл, а даже и уловив, обидеться на этого джентльмена со столь
приятными манерами и привлекательной наружностью. Покончив с телятиной среди
общего молчания, джентльмен снова обратился к своему визави.
- Взгляните, - сказал он все таким же тоном, - взгляните на нашего
любезного хозяина, который еще не достиг даже расцвета лет. Как изысканно
вежливо, с каким благородством и с какой скромностью он возглавляет нашу
трапезу! Манеры, достойные короля! Отобедайте у лондонского лорд-мэра (если
вас туда пригласят), и вы сразу почувствуете разницу. И вот этот
очаровательный юноша с точеными чертами лица - редко удается встретить такой
безукоризненный профиль! - бросает мирскую жизнь с ее трудами и заботами и
забирается сюда, в заоблачную высь, единственно ради того (если не считать
удовольствия, которое, я надеюсь, ему доставляет отличная монастырская
пища), чтобы предоставлять здесь приют жалким бездельникам вроде нас с вами,
полагаясь на нашу совесть в отношении платы! Разве не достойна восхищения
такая жертва? Неужели мы так черствы, что не почувствуем себя растроганными?
И если за восемь или девять месяцев из двенадцати ни один обессиленный
путник не ухватится за мохнатую шею умнейшей собаки на свете, склонившейся
над ним с деревянной фляжкой на ошейнике, - следует ли отсюда, что мы должны
унижать это заведение злословием? Нет! Да хранит его бог! Это прекрасное
заведение, замечательное заведение!
Седовласый джентльмен, возглавлявший многолюдную Экспедицию, весь
надулся, словно в знак протеста против того, что и его причислили к жалким
бездельникам. Не успел художник кончить свою речь, как он заговорил, с
величественным апломбом человека, привыкшего руководить, и лишь на время
уклонившегося от этой почетной обязанности.
Обращаясь к монаху, он выразил мнение, что жизнь здесь, на вершине
горы, зимой очень уныла и тягостна.
Монах согласился с мсье, что эта жизнь не отличается разнообразием. В
течение долгих зимних месяцев трудно дышать. Холода очень суровые. Нужно
быть молодым и здоровым, чтобы переносить все это. Но когда ты молод и
здоров, то с благословения божьего...
- Да, да, все это понятно. Но жить взаперти все-таки тяжело, - заметил
седовласый джентльмен.
Так ведь и в самую ненастную пору выдаются дни, когда можно выйти
погулять. Монахи обычно протаптывают дорожки в снегу и ходят по ним для
моциона.
- А пространство, - не унимался седовласый джентльмен. - Такое тесное.
Такое - кха - замкнутое.
Мсье упускает из виду, что приходится еще наведываться в убежища, и
туда тоже проложены в снегу тропки.
Но мсье стоял на своем: все-таки пространство уж очень - кха-кхм -
ограниченно. И потом - всегда видишь перед собой одно и то же, одно и то же.
Монах слегка пожал плечами, с тонкой улыбкой. Это, конечно,
справедливо, но он хотел бы заметить, что очень многое тут зависит от точки
зрения. Мсье и он смотрят на скучную здешнюю жизнь с разных точек зрения.
Мсье никогда не приходилось жить взаперти.
- Мне - кха - да, само собой разумеется, - отвечал седовласый
джентльмен. Он был, казалось, сражен силой Этого довода.
Мсье, как английский турист, располагает всем, что может сделать