"Чарльз Диккенс. Сбор в житницы" - читать интересную книгу автора

радуги и отразились все оттенки чувств, естественные в человеке, которого
внезапно постигла катастрофа.
- Вы что это? - взревел он, обращаясь к миссис Спарсит, никак не
ожидавшей такого эффекта. - Я вас спрашиваю, сударыня, что все это значит?
- Сэр! - слабо простонала миссис Спарсит.
- Чего ради вы лезете, куда вас не просят? Как вы смеете совать свой
длинный нос в мои семейные дела?
Столь непочтительный отзыв о любимой черте ее лица сразил миссис
Спарсит. Она упала на стул и осталась сидеть в полной неподвижности, словно
она вдруг окоченела, вперив в мистера Баундерби бессмысленный взгляд и
медленно потирая одну об другую свои митенки, тоже, видимо, окоченевшие.
- Дорогой мой Джосайя! - вся дрожа, воскликнула миссис Пеглер. Милый
мой мальчик! Я не виновата. Не сердись на меня, Джосайя. Уж я говорила,
говорила этой леди, что тебе не понравится, что она делает, да куда там - и
слушать не стала.
- Зачем ты ей позволила тащить тебя сюда? Сбила бы с нее чепец, или
зубы повышибала, или лицо расцарапала, или еще что-нибудь сделала бы, сказал
Баундерби.
- Родной ты мой! Она грозилась - ежели я не поеду по своей воле, меня
увезет полиция. Я и подумала, лучше уж я приеду тихонько, чем подымать шум в
таком... - тут миссис Пеглер с застенчивой гордостью оглядела комнату ...в
таком чудесном доме. Я, право, не виновата! Дорогой мой мальчик, милый ты
мой, хороший! Я всегда жила сама по себе. Я ни разу не пошла против нашего
уговора. Я никому не сказывала, что я тебе мать. Я гордилась и любовалась
тобой издали; и ежели я в кои-то веки на один день приезжала в город, так
только затем, чтобы взглянуть на тебя, - и никто, радость моя, об этом не
знал и не ведал...
Мистер Баундерби, смущенный и злой, глубоко засунув руки в карманы,
нетерпеливо шагал взад-вперед вдоль длинного обеденного стола, а зрители
жадно ловили каждое слово защитительной речи миссис Пеглер и с каждым ее
словом все сильнее таращили глаза. Поскольку мистер Баундерби, не открывая
рта, продолжал шагать взад-вперед и после того, как миссис Пеглер умолкла, с
бедной оклеветанной старушкой заговорил мистер Грэдграйнд.
- Меня удивляет, сударыня, - строго сказал он, - что вы, в ваших летах,
имеете дерзость называть мистера Баундерби своим сыном, тогда как в детстве
вы подвергали его столь жестокому и бесчеловечному обращению.
- Это я-то жестокая! - вскричала миссис Пеглер. - Это я-то
бесчеловечная! С моим дорогим мальчиком!
- Дорогим! - повторил мистер Грэдграйнд. - Да, разумеется, он стал
дорог вам, когда преуспел своими силами. Однако он был не столь дорог вам,
когда вы бросили его, оставив на попечение вечно пьяной бабушки.
- Это я-то бросила моего Джосайю! - воскликнула миссис Пеглер, хватаясь
за голову. - Да простит вам бог, сэр, ваши низкие мысли и осквернение памяти
бедной моей матушки, которая скончалась у меня на руках, когда Джосайи еще
на свете не было. Одумайтесь, сэр, и покайтесь, пока не поздно!
В ее словах звучала такая глубокая, искренняя обида, что мистер
Грэдграйнд, ошеломленный вдруг мелькнувшей у него догадкой, сказал более
мягким тоном:
- Вы, стало быть, отрицаете, сударыня, что бросили своего сына... и что
он вырос в канаве?