"Чарльз Диккенс. Сбор в житницы" - читать интересную книгу автора

сделки. И если этот путь не приведет нас в рай, стало быть рай не входит в
область политической экономии и делать нам там нечего.
- Я не отрицаю, - продолжал Битцер, - что ученье мое стоило дешево. Но
ведь это именно то, что нужно, сэр. Я был изготовлен за самую дешевую цену и
должен продать себя за самую дорогую.
Он умолк, несколько смущенный слезами Луизы и Сесси.
- Прошу вас, не плачьте, - сказал он. - От этого никакой пользы. Только
лишнее беспокойство. Вы, по-видимому, думаете, что я питаю к мистеру
Тому-младшему какие-то враждебные чувства. Ничего подобного. Я хочу воротить
его в Кокстаун единственно в силу тех доводов разума, о которых уже говорил.
Если он будет сопротивляться, я подыму крик "держи вора!". Но он не будет
сопротивляться, вот увидите.
Тут мистер Слири, который слушал эти поучения с глубочайшим вниманием,
разинув рот и вперив в Битцера свое подвижное око, столь же, казалось,
неспособное двигаться, как и другое, выступил вперед.
- Хударь, вы отлично знаете, и ваша дочь отлично знает (еще вернее
вашего, потому что я говорил ей об этом), что мне неизвехтно, что натворил
ваш хын, и что я и знать это не хочу; я говорил ей, что лучше мне не знать,
хотя в ту пору я думал, что речь идет только о какой-нибудь шалохти. Однако
раз этот молодой человек упоминает об ограблении банка, а это дело
нешуточное, я тоже не могу покрывать прехтупника, как он вехьма удачно
назвал это. Так что, хударь, не будьте на меня в обиде, ежели я беру его
хторону, но я должен признать, что он прав, и тут уж ничего не попишешь.
Могу обещать вам только одно: я отвезу вашего хына и этого молодого человека
на железную дорогу, чтобы тут не было хкандала. Большего я обещать не могу,
но это я выполню.
Это отступничество последнего преданного друга исторгло новые потоки
слез у Луизы и повергло в еще более глубокое отчаяние мистера Грэдграйнда.
Но Сесси только пристально поглядела на Слири, не сомневаясь в душе, что
поняла его правильно. Когда они опять гурьбой выходили на улицу, он едва
заметно повел на нее подвижным оком, призывая ее отстать от других. Запирая
дверь, он заговорил торопливо:
- Он не охтавил тебя в беде, Хехилия, и я не охтавлю его. И еще вот
что: этот негодяй из прихпешников того мерзкого бахвала, которого мои
молодцы чуть не вышвырнули в окошко. Ночь будет темная; одна моя лошадь
такая понятливая, - ну, разве только говорить не может; а пони - пятнадцать
миль в чах пробежит, ежели им правит Чилдерх; а хобака моя, - так она хутки
продержит человека на мехте. Шепни молодому шалопаю, - когда лошадь
затанцует, это не беда, ничего плохого не будет, и чтобы выхматривал пони,
впряженного в двуколку. Как только двуколка подъедет - чтобы прыгал в нее, и
она умчит его, как ветер. Ежели моя хобака позволит тому негодяю хоть шаг
хтупить, я прогоню ее; а ежели моя лошадь до утра хоть копытом шевельнет, то
я ее знать не хочу! Ну, живее!
Дело пошло так живо, что через десять минут мистер Чилдерс, который в
домашних туфлях слонялся по рыночной площади, уже был обо всем извещен, а
экипаж мистера Слири стоял наготове. Стоило посмотреть, как дрессированный
пес с лаем бегал вокруг, а мистер Слири, действуя только здоровым глазом,
поучал его, что он должен обратить сугубое внимание на Битцера. Когда совсем
стемнело, они втроем сели в экипаж и отъехали; дрессированный пес (весьма
грозных размеров), не спуская глаз с Битцера, бежал у самого колеса с той