"Чарльз Диккенс. Сев" - читать интересную книгу автора

словами - очутился в местности, которая не была ни городом, ни деревней, но
обладала худшими свойствами и города и деревни, когда до слуха его донеслись
звуки музыки. Барабаны и трубы бродячего цирка, обосновавшегося здесь, в
дощатом балагане, наяривали во всю мочь. Флаг, развевавшийся на вышке этого
храма искусства, возвещал всему миру о том, что на благосклонное внимание
публики притязает не что иное, как "Цирк Слири". Сам Слири, поставив возле
себя денежный ящик, расположился - точно монументальная современная
скульптура - в будке, напоминавшей нишу собора времен ранней готики, и
принимал плату за вход. Мисс Джозефина Слири, как можно было прочесть на
очень длинных и узких афишах, открывала программу своим коронным номером -
"конно-тирольской пляской цветов". Среди прочих забавных, но неизменно
строго-благопристойных чудес, - которые нужно увидеть воочию, чтобы поверить
в них, - афиша сулила выступление синьора Джупа и его превосходно
дрессированной собаки Весельчак. Кроме того, будет показан знаменитый
"железный фонтан" - лучший номер синьора Джупа, состоящий в том, что
семьдесят пять центнеров железа, подбрасываемые вверх его могучей рукой,
сплошной струей подымаются в воздух, - номер, подобного которому еще не
бывало ни в нашем отечестве, ни за его пределами, и который ввиду
неизменного и бешеного успеха у публики не может быть снят с программы. Тот
же синьор Джуп "в промежутках между номерами будет оживлять представление
высоконравственными шутками и остротами в шекспировском духе"[12]. И в
заключение синьор Джуп сыграет свою любимую роль - роль мистера Уильяма
Баттона с Тули-стрит в "чрезвычайно оригинальном и преуморительном
ипповодевиле "Путешествие портного в Брентфорд".
Томас Грэдграйнд, разумеется, и не глянул на эту пошлую суету и
проследовал дальше, как и подобает человеку практическому, стараясь
отмахнуться от шумливых двуногих козявок и мысленно отправляя их за решетку.
Но поворот дороги привел его к задней стене балагана, а у задней стены
балагана он увидел сборище детей и увидел, что дети, в самых
противоестественных позах, украдкой заглядывают в щелку, дабы хоть одним
глазком полюбоваться волшебным зрелищем.
Мистер Грэдграйнд остановился.
- Уж эти бродяги, - проговорил он, - они соблазняют даже питомцев
образцовой школы.
Так как от юных питомцев его отделяла полоса земли, где между кучами
мусора пробивалась чахлая травка, он вынул из жилетного кармана лорнет и
стал вглядываться - нет ли здесь детей, известных ему по фамилии, которых он
мог бы окликнуть и прогнать отсюда. И что же открылось его взорам! Явление
загадочное, почти невероятное, хотя и отчетливо зримое: его родная дочь,
металлургическая Луиза, прильнув к сосновым доскам, не отрываясь смотрела в
дырочку, а его родной сын, математический Томас, самым унизительным образом
ползал по земле, в надежде увидеть хоть одно копыто из "конно-тирольской
пляски цветов"!
Мистер Грэдграйнд в немом изумлении подошел к своим чадам, занятым
столь позорным делом, и, тронув за плечо блудного сына и блудную дочь,
воскликнул:
- Луиза!! Томас!!
Оба вскочили, красные и сконфуженные. Но Луиза смотрела на отца смелее,
нежели Томас. Собственно говоря, Томас вовсе не смотрел на него, а покорно,
словно машина, дал оттащить себя от балагана.