"Дени Дидро. Племянник Pamo" - читать интересную книгу автора

не пришлось преследовать человека гениального. Я ведь не сказал вам, что
гений неразрывно связан со злонравием или злонравие - с гением. Глупец чаще,
чем умный человек, оказывается злым. Если бы гений, как правило, был
неприятен в обхождении, привередлив, обидчив, невыносим, если бы даже он был
злой человек, то какой бы из этого, по-вашему, был вывод?
Он. Что его следует утопить.
Я. Не торопитесь, дорогой. Вы вот послушайте: ну, вашего дядюшку Рамо я
не возьму в пример - он человек черствый, грубый, он бессердечен, он скуп,
он плохой отец, плохой муж, плохой дядя; но ведь не сказано, что это -
высокий ум, что в своем искусстве он пошел далеко вперед и что лет через
десять о его творениях еще будет речь. Возьмем Расина. Он, несомненно, был
гениален, однако не считался человеком особенно хорошим. Или Вольтер!..
Он. Не забрасывайте меня доводами: я люблю последовательность.
Я. Что бы вы предпочли: чтобы он был добрым малым, составляя одно целое
со своим прилавком, подобно Бриассону, или со своим аршином, подобно Варбье,
каждый год приживая с женой законное дитя, - хороший муж, хороший отец,
хороший дядя... хороший сосед, честный торговец, но ничего более, - или же
чтобы он был обманщиком, предателем, честолюбцем, завистником, злым
человеком, но автором "Андромахи", "Британника", "Ифигении", "Федры",
"Аталии"?
Он. Право же, для него, пожалуй, лучше было бы быть первым из двух.
Я. А ведь это куда более верно, чем вы сами предполагаете.
Он. Ах, вот вы все какие! Если мы и скажем что-нибудь правильное, то
разве что как безумцы или одержимые, случайно. Только ваш брат и знает, что
говорит. Нет, господин философ, то, что я говорю, я знаю так же хорошо, как
вы знаете то, что говорите сами.
Я. Положим, что так. Ну так почему же первым из двух?
Он. Потому, что все те превосходные вещи, которые он создал, не
принесли ему и двадцати тысяч франков, а если бы он был честным торговцем
шелком с улицы Сен-Дени или Сент-Оноре, аптекарем с хорошей клиентурой, вел
бакалейную торговлю оптом, он накопил бы огромное состояние и, пока он его
накапливал, он бы наслаждался всеми на свете удовольствиями, потому что
время от времени он жертвовал бы пистоль бедному забулдыге-шуту вроде меня,
который его смешил бы, а порой доставлял бы ему и милых девиц, а те
развлекали бы его среди скуки постоянного сожительства с женой; мы чудесно
бы обедали у него, играли бы по большой, пили бы чудесные вина, чудесные
ликеры, чудесный кофе, совершали бы загородные поездки. Вот видите - я знаю,
что говорю. Вы смеетесь? Но позвольте мне сказать: так было бы лучше для его
ближних.
Я. Не спорю, лишь бы он не употреблял во зло богатство, приобретенное
честной торговлей, лишь бы он удалил из своего дома всех этих игроков, всех
этих паразитов, всех этих пошлых любезников, всех этих бездельников и велел
бы приказчикам из своей лавки до смерти избить палками того угодливого
человека, что под предлогом разнообразия помогает мужьям легче переносить
отвращение, которое вызывается постоянным сожительством с женами.
Он. Да что вы, сударь! Избить палками, избить палками! В городе
благоустроенном никого не избивают палками. Да это ведь честное занятие;
многие люди, даже титулованные, ему не чужды. Да и как, по-вашему на что,
черт возьми, употреблять богачу свои деньги, если не на отменный стол,
отменное общество, отменные вина, отменных женщин - наслаждения всех видов,