"Светлана Дильдина. Попутного ветра!" - читать интересную книгу автора

с нею в комнате. Если иначе никак, набрасывал какую-нибудь тряпку. Правда,
прожила у нас статуэтка недолго...
Тара-Куино был пунктиком для отца.
Этот народ не общался ни с кем, и, кажется, убивал всех иноплеменных,
если те сунулись по неосторожности. Никто не знает, почему Тара-Куино так и
не завоевали. Котловина не такая большая, и тамошних могли попросту задавить
массой - хоть и неудобно бежать вниз по склонам. Но туземцы котловины
попросту вымерли сами собой... а у соседей остались сказки. Недобрые,
похожие на потемневшие сгустки крови.

Развалины, мечта археологов - и ежедневный, ежеминутный труд, нудный и
пыльный. Камни уже остывают, и я прыгаю по ним, скользя подошвами, взмахиваю
руками, пытаясь удержаться. Ветер дает мне иллюзию опоры. Когда он хочет, он
умеет быть плотным, надежным, как руки друга. Я смеюсь, воображая себя
горной серной, и прыгаю по камням все более дерзко, со стороны, наверное,
больше походя не на серну, а на обезьяну.
Тара-Куино наблюдает за мной тысячей невидимых глаз, не понять, то ли
одобрительно, то ли с презрением.
- Четыре гнома на дереве спали,
Другие четыре клад раскопали...
Мои глаза не менее зорки, чем у ястреба, который выслеживает мышь. Я
понимаю, как мимолетно счастье: я - здесь! - и, распевая бессмыслицу,
вглядываюсь тем не менее в узор пятнышек под ногами, в улыбки камней. Еще
совсем светло - летом солнце настолько лениво, что не бежит, а ползет к
закату.
Землеройка выскакивает из-под ноги - зверек хотел затаиться, но я, не
подозревая, едва не наступил на него. Подле укрытия зверька блестит предмет,
желающий обратить на себя внимание - как же иначе объяснить, что блеск
пропал, стоило глазу скользнуть по его поверхности, выделяя среди камней и
коротких спутанных веток?
Я наклоняюсь.
Вещица, похожая на коралл, на морской огурец - то ли творение рук
человеческих, то ли причудливая игра времени, земли и ветра.
Карминно-красная, изборожденная сетью запекшихся трещин... я вертел находку
в руках, еще не умея понять, что передо мной, но уже знающий - любая
невзрачная безделушка, похожая на обломок щебня, может оказаться великой
редкостью. Для археолога порой нет важнее старого черепка - на стертый,
исцарапанный осколок глины он променяет пение жаворонка и вишневые лепестки
на пленочке луж.
Мне порой везло - удавалось заметить в пыли, в щели между камнями
капельки прошлого, столь же бессмысленные и драгоценные, как одна капля воды
в пустыне. Подлинной ценностью они обладали лишь для меня и моих друзей -
взрослые смотрели с равнодушной улыбкой, одобрительно похлопывали по плечу:
да, Мики, здесь можно найти и такое...
Но вещица, которую я держал, была иной. Лишенной налета древности, как
лишен его обыкновенный булыжник, быть может, насчитывающий миллионы лет - и
притягательной, неповторимой в своем безобразии. Так безобразен и
притягателен скелет давно умершего существа, того, чей облик позабыт и
землей, и морем.
Мне нет смысла врать - я и в самом деле осторожничал, нес находку,