"Томас Диш. Концлагерь " - читать интересную книгу автора

- Постараюсь.
Тусклая улыбка.
- Постарайтесь только все время придерживаться одного принципа. Не
надо слишком.., как бы это сказать.., напускать туману. Не забывайте, нам
нужны факты. А не... - Он прокашлялся.
- Поэзия?
- Ну вы же понимаете, лично я ничего против поэзии не имею.
Пожалуйста, пишите сколько вам заблагорассудится. Напротив, это будет
только всячески приветствоваться. Что касается поэзии, аудитория у нас
тут - сами увидите - чрезвычайно восприимчивая. А вот в дневнике, уж будьте
так добры, постирайтесь.., пообъективней.
А не пошел бы ты, Ха-Ха.
(Не могу удержаться, чтобы не вставить тут одно детское воспоминание.
Когда я разносил газеты, лет в тринадцать, был на моем маршруте один
отставной армейский офицер. Выплаты производились по четвергам, и старый
майор Юатт раскошеливался, только если я соглашался зайти в полутемную,
заставленную трофейными сувенирами гостиную и выслушать его излияния. У
него были две любимые темы монологов: женщины и машины. К первым он
относился двойственно: то ненасытно любопытствовал насчет моих маленьких
приятельниц, то оракульски предостерегал от венерических заболеваний.
Машины ему нравились больше: эротическое влечение без малейшей примеси
страха. В бумажнике он хранил фотографии всех своих машин и демонстрировал
их мне с нежностью вожделения во взоре - старый развратник, лелеющий трофеи
былых побед. Я всегда подозревал, что ужасом перед ним и обязан тому факту,
что научился водить машину только в двадцать девять лет.
Соль анекдота вот в чем: Хааст - вылитый Юатт. Их резали по одному
шаблону. Ключевое словосочетание - хорошая физическая форма. Подозреваю,
Хааст до сих пор каждое утро делает двадцать отжиманий и проезжает на
велотренажере несколько воображаемых миль. Морщинистая корочка на лице
подрумянена в солярии до аппетитного загара. Редкие седеющие волосы
подстрижены под бобрик. Он доводит до логического конца маниакальное
американское кредо, что смерти нет.
И не исключено, что он - рассадник рака. Не так ли, Ха-Ха?)


***

Позже:
Я поддался. Зашел в библиотеку (Конгресса? такая огромная!) и нагреб
дюжины три книжек, которые сейчас украшают полки в моей комнате. Это
действительно комната, не камера: дверь остается открытой день и ночь, если
можно сказать, что в этом лабиринте без единого окна бывает день или ночь.
Недобор по окнам с лихвой возмещается дверьми: куда ни глянь - белые,
совершенно альфавильские анфилады, испещренные, словно знаками препинания,
нумерованными дверьми, большинство из которых заперты. Ни дать ни взять -
замок Синей Бороды. За немногими дверьми, что я обнаруживал открытыми,
оказывались такие же комнаты, как моя, хотя явно нежилые. Я что, в
авангарде армии наступления? В коридорах размеренно мурлычут кондиционеры;
они же убаюкивают меня, как говорится, по ночам. Уж не в Пеллуцидаре ли я?
Исследуя пустые коридоры, я колебался между приглушенно-безудержным страхом