"Е.Л.Доктороу. Билли Батгейт" - читать интересную книгу автора

экипажей, весь этот уличный гам, раздираемый криками и руганью часов пик,
звучал в моей голове как торжественная оратория. Я сделал на радостях
"колесо" и два сальто, не зная в тот момент, как еще отблагодарить Бога за
получение первого задания от банды Голландца Шульца.
Я, конечно, немного предвосхитил реальные факты. Несколько дней
балансируя на терпении многих и в основном просиживая на той же обочине,
обозревая то, к чему я так стремился. Мистер Шульц не замечал меня, и в тот
день, когда он наконец сделал это, я поднимал с пола листки бумаги. Уличного
жонглера он, разумеется, уже забыл, и прямо спросил мистера Бермана, что я
за хмырь и какого черта здесь ошиваюсь?
- Это просто малыш, - ответил мистер Берман, - Малыш-талисман.
Ответ почему-то удовлетворил мистера Шульца.
- Талисманы нам сгодятся! - пробормотал он и скрылся у себя.
И вот каждый день я отправлялся на задках троллейбуса к ним, будто на
работу и, если мне удавалось принести им кофе или подмести пол, то я считал
день удачным. Мистер Шульц по большей части отсутствовал и всем заправлял
мистер Берман. Я достаточно долго наблюдал за их работой, чтобы придти к
выводу - решения принимает мистер Берман. Мистер Шульц высказал оценку,
мистер Берман нанял меня. Немного спустя, в тот день, когда он решил мне
объяснить принципы игры, я стал ощущать себя учеником, а пока, сидя на
обочине, был горд и терпелив, я постепенно становился своим.
В отсутствие мистера Шульца работа шла вяло, прибегали посыльные по
утрам со своими пакетами коричневого цвета, к полудню они приносили все, что
надо, первый заезд кончался в час дня, цифры появлялись на доске каждый час,
полтора, а целиком волшебный номер окончательно оформлялся к пяти часам, в
шесть офис закрывался и все расходились по домам. Даже преступная
деятельность, если видишь ее изнутри, день за днем, выглядит скучной. Да,
выгодной, но такой, увы, монотонной. Мистер Берман обычно покидал помещение
последним, с собой он всегда имел кожаный портфель, наверно, с дневной
выручкой, и как только он трусцой сбегал вниз и появлялся на улице, к нему
подкатывала машина. Он садился и уезжал, бросая обычно взгляд на меня,
сидящего на обочине, коротко кивал и вскоре я уже не мог считать свой
рабочий день законченным, пока не видел его прощального кивка. Я пытался по
его лицу, по бесконечно малым изменениям в его походке, словах, жестах хоть
что-то вычленить, хоть чему-то научиться, хоть как-то узнать о себе, и его
лицо в окне автомобиля, иногда скрывающееся за облаком дыма, стало моей
загадочной инструкцией на ночь. Мистер Берман был оборотной стороной мистера
Шульца, два полюса моего мира, властный гнев одного уравновешивался
бесстрастным спокойствием другого, они были непохожи, как небо и земля,
мистер Берман никогда не повышал голос, звуки выходили из того уголка рта,
который не был занят вечной сигаретой, дым заполнял его голос густотой и
делал его хриплым, слова выходили отдельно, будто через многоточия,
приходилось вслушиваться в его слова, потому что он не только не повышал
голос, но и ничего никогда не повторял. Фигура его была как-то мягко
деформирована, этот то ли горб, то ли сильная сутулость, походка с
несгибающимися коленями, добавляли в его облик какую-то женскую хрупкость,
которую он прятал вызывающей стильностью одежды. Мистер Шульц, наоборот, был
как одна сконцентрированная, грубо вытесанная глыба здоровья, никакая одежда
не могла это ни скрыть, ни затенить, ни соответствовать его резким движениям
и энергичному темпераменту.