"Э.Л.Доктороу. Клоака" - читать интересную книгу автора

ко входу в отель. Издевательский хохот, гиканье и презрительные замечания -
вот награда, которую получали от своих подопечных неутомимые исправители,
бескорыстно жертвующие собой во имя святого дела искоренения
безнравственности и преступлений! Ведя Мэдди за локоток, я в душе
чувствовал, что на самом-то деле должен стоять по ту сторону кордона, и,
если бы в тот момент брошенный из толпы камень сбил с меня шляпу, я не стал
бы жаловаться на судьбу.
Вряд ли вы помните тот старый отель на Бродвее. А ведь он был одним из
лучших в городе. Это было первое здание, оборудованное лифтами. Зал же
отеля превосходил по длине добрый квартал.
Вообразите себе гул голосов людей, сидящих за пятьюдесятью столами, -
грохот, подобный грому извержения вулкана, на фоне этого гула выделялись
звон посуды и частые хлопки вылетавших из горлышек бутылок пробок.
Располагавшийся под мраморной аркой камерный оркестр старался изо всех сил.
Скрипач вовсю пилил смычком, арфистка делала плавные, округлые движения, и
при этом невозможно было расслышать ни одной ноты! На хоры можно было
посадить лунатиков из сумасшедшего дома, и никто не заметил бы разницы.
За нашим столом расположились редакторы и авторы, сотрудничавшие в
"Телеграм". С этими людьми я встречался по нескольку раз на день и не
испытывал ни малейшего желания разговаривать с ними. Как все настоящие
газетчики, они нюхом чувствовали, на что стоит обращать внимание. Поэтому,
сидя за столом, они уделили все свое внимание обеду. В меню значились
свежие устрицы. Это было неизбежно, как заход солнца. Нью-Йорк буквально
помешался на устрицах: их подавали в отелях, в устричных барах и салунах,
продавали на улицах с лотков - чудесные свежие устрицы, охлажденные, в
раковинах, живьем, под острым красным соусом. Если бы мы были нацией,
устрица стала бы нашим национальным блюдом. Кроме устриц, подавали
баранину. Здесь сразу надо сделать оговорку - жесткое, как каблук, жаркое,
прилипшее к костям, можно было с большой натяжкой назвать мясом, да и слово
"подавали" следовало бы взять в кавычки - бараньи кости швырялись в лица
присутствующих. Запах от немытых рук официанта примешивался к букету вин,
которые он разливал. Но это, в конце концов, не имело большого значения.
Газетчики тихо сидели среди общего гвалта и спокойно поглощали пищу.
И тут я увидел Пембертона, в несвежей рубашке и косо повязанном
галстуке. Пембертона, шествующего между столами. Как я уже говорил,
ежедневные газеты уделяли подобным мероприятиям небольшие абзацы. Другое
дело - еженедельники. Уж они-то превращали эти посиделки в грандиозные
события. В душной атмосфере зала мой независимый журналист выглядел чахлым,
измотанным и каким-то зеленым. Стоит ли привлекать его внимание или будет
милосерднее сделать вид, что я его не заметил?
Мартин сел за стол, стоявший у меня за спиной, рядом с крупной полной
женщиной, одетой в весьма экстравагантное платье, по поводу которого Мэдди
уже успела шепотом высказать мне свое изумление. Я слышал, как Пембертон
представился и попросил даму описать, во что именно она одета, - как
выразился хитрец, для просвещения читателей отдела светской хроники.
- Платье сшито из розового атласа, - охотно затрещала женщина, - здесь
вы видите три плоеные оборки, каждая из которых окантована по низу белым
кружевом.
Да, именно так обсуждают наши дамы свои наряды.
- Ваш... розовый... атлас, - бормотал Пембертон, усваивая сказанное.