"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

"Флашинг-Мэдоу", где располагалась Выставка. Зная, что в конце концов мы
обязательно туда сходим, я не изводил родителей. Все были очень заняты.
Кроме того, у меня на этот счет имелись кое-какие опасения: Выставка
казалась мне столь обширной, таким огромным комплексом, где столько всего
происходит одновременно - концерты, экспозиции, толпы иностранцев, - что я
не знал, куда сходить в первую очередь. Я не мог все это вообразить. Еще
даже не побывав там, я уже приобрел привычку при первой же мысли о Всемирной
выставке впадать в панику: вдруг я там самое интересное упущу. Не знаю,
почему я так волновался.
Папа предсказывал, что Выставка благотворно повлияет на торговлю.
Конечно, мол, ведь на нее со всего мира люди съезжаются. Жить им придется в
отелях, где-то надо обедать, пойдут тратить деньги в Радио-Сити, а тут,
кстати, и магазин по дороге - увидят нужные им пластинки и электролы, зайдут
и что-нибудь да купят. Когда куда-нибудь едешь, непременно ведь берешь с
собой деньги на непредвиденные покупки. Кроме того, в его магазине они
найдут такое, чего больше нигде и не сыщешь. Он возлагал на это большие
надежды.
Но вот и осень кончилась, и пришел новый, 1940 год. Выставка закрылась
на зиму, а ожидаемого улучшения в торговле все не наступало.

Домой отец приходил теперь раньше и обычно весь вечер слушал по радио
международные комментарии, чтобы понять, что происходит в Европе. Так я
узнал - и даже раньше, чем состоялось обсуждение этого события у нас в
классе, - что началась ужасная война: Гитлер и Муссолини против Англии и
Франции. Отец слушал всех комментаторов подряд: они ведь не только читали
последние известия, они их и истолковывали. Потом отец комментировал их
комментарии. Новая его система была проста: надо их всех выслушать, и тогда
поймешь, где истина. Габриэла Хиттера и Уолтера Уинчелла он любил, потому
что они были антифашисты. А Фултона Льюиса, Боака Картера и X. В.
Кальтенборна презирал, потому что они были против рузвельтовского "нового
курса", против профсоюзов и в их комментариях проскальзывали одобрительные
нотки по отношению к профашистской организации "Великая Америка". Он
ненавидел преподобного отца Колина, который говорил, что во всем виноваты
еврейские банкиры. Понемногу я начал различать голоса этих людей и
разбираться в товарах, производители которых были их спонсорами. Габриэл
Хиттер обрушивал свой пафос на гингивит, то есть на воспаление десен;
преимущества зубной пасты Форэна, которая этот недуг лечит, он описывал
увлеченно и столь же непримиримым тоном, каким призывал к защите демократии
от фашизма. Если слушать не очень внимательно, могло показаться, что фашизм
и воспаление десен - одно и то же.
Отец садился в кресло у приемника, разложив на коленях раскрытые на
международной полосе газеты с картами тех самых военных действий, о которых
толковали комментаторы. Он почти все газеты покупал - "Таймс", "Геральд
трибюн", "Пост", "Уорлд телеграм" и даже "Дейли уоркер". А вот херстовскую
прессу он не читал.
В кино по воскресеньям после мультяшек показывали хроникальные ролики
про войну в Европе: ночь - и огонь из пушечных жерл; туча - а из нее лезут и
лезут германские пикирующие бомбардировщики с угловатыми крыльями. Падают
бомбы. Горят здания в Лондоне. Кто-то бьет бутылку шампанского о борт
корабля, какие-то дипломаты, выйдя из машины, торопливо поднимаются по