"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

сборище. Рядом с американским флагом они повесили полотнище со свастикой и
принялись маршировать в своих коричневых рубашках с портупеями через плечо,
как у конных полицейских в Техасе. Вскидывались в фашистском приветствии
руки. Тысячи рук. Чарльз Линдберг и преподобный отец Колин произносили речи,
и толпа орала и визжала, как в Германии, когда речь произносит Гитлер.
"Что-то их развелось как собак нерезаных, - посетовал однажды за обедом
отец. - Двое таких вперлись сегодня в магазин, пришлось их выгнать.
Представляешь наглость: заходят в этой своей униформе в мой магазин и
пытаются навязать мне подписку на их журнал!"
Дональд рассказал нам об одном из бывших своих одноклассников по школе
Таунсенда Харриса. Фамилия парня была Миллер - Зигмунд Миллер. Он жил в
Йорк-вилле, одном из северо-восточных районов Манхэттена, где селились
немцы, и был фашистом. "Если учесть, что школа чуть ли не на сто процентов
еврейская, это выглядело безумно смело", - сказал Дональд. На политических
диспутах в классе Зигмунд Миллер с готовностью объяснял, почему он за
Гитлера. Частенько после школы его лупили. Но главным в рассказе Дональда
было другое - то, что произошло потом.
В старших классах в школу ездили целой компанией: Дональд, Берни,
Ирвин, Гарольд Эпштейн и Стэн Мэйзи. Встречались на углу и, перейдя
Магистраль, шли по авеню Маунт-Иден к станции надземки "Джером-авеню".
Однажды утром в поезде с ними рядом оказался какой-то человек, читавший
"Дейли ньюс". На первой полосе красовалась фотография Зигмунда Миллера. Он
убил свою девушку. Они договорились вместе покончить с собой, но, убив ее,
выполнить свою часть обета он оказался не в силах. "О, извините, - сказал
Стэн Мэйзи их соседу, выхватывая газету прямо у него из рук, - кажется, один
наш приятель кого-то убил!"
- А почему они хотели покончить с собой - ну, этот ваш приятель и его
девушка? - спросил я тогда за обедом.
Дональд поглядел на мать.
- Она забеременела, - сказал он. Мать нахмурилась.
- Мне кажется, это не тема для застольного разговора, - сказала она.
Это меня обидело.
- Думаешь, я не знаю, что значит забеременеть? - возмутился я. - Так
вот будь уверена: я это очень даже хорошо знаю!
И тут я обиделся в два раза больше, потому что все засмеялись, словно я
сказал нечто смешное.

22

Стояла зима, небо рано начинало темнеть. Отец приходил с работы, когда
становилось уже совсем темно, и от него шли морозные волны, словно его
пальто и шляпа выдыхают холод. Каждый вечер с учебниками под мышкой входил
Дональд - красноносый, с простуженно поблескивающими глазами. У меня все
никак не проходили боли в том месте, где был шрам; врачи говорили, что это
идут рубцовые процессы. Играть на улицу меня пускали редко. Мне не
полагалось напрягаться. Шрам был длинный, я его каждый день рассматривал.
Толстый выпуклый шов проходил по животу наискось к мошонке. В верхнем и
нижнем его концах были углубления, ямочки на коже в тех местах, где
вставлялись дренажные трубки. Эти местечки были самыми уязвимыми; когда я их
касался, у меня прямо все внутренности передергивало. Поэтому те, кто