"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

приложения человеческих энергий, помогает осуществиться желаниям миллионов
самых разных людей одновременно, и отец не только сам понимал это, но и мне
придавал уверенности, чтобы я постигал и не боялся. Каблуки тысяч людей
выбивали дробь на тротуарах. Отец родился в Нижнем Ист-Сайде. Нью-Йорк был
его родной дом, он наслаждался его музыкой и, вторя ей, через динамик,
висевший над дверями его магазина в Манеже, оглашал улицу симфониями и
джазами, словно то были звуки его собственного голоса.

Обычно все-таки я шел от дома на 174-ю улицу к метро и входил через
тугой турникет в его прохладную пещеру в сопровождении матери, которая и
сама была совсем не плохим гидом. Тоже ведь тамошняя уроженка. Крепко держа
за руку, она водила меня по всяческим детским зрелищам: спектаклям,
кукольным представлениям, праздничным парадам. Именно к матери я припадал в
гигантском, на совесть продутом вентиляторами и мрачноватом, как церковь,
зале Рейдио-Сити26, когда ожившие деревья преграждали путь пробирающейся
через лес Белоснежке и принимались хватать ее за косы и раздирать в клочья
на ней одежду, - конечно, к матери, ведь это по ее велению возникал в яви
весь этот страшновато-призрачный маскарад.
Однажды она повела меня в цирк Барнума и Бейли, выступавший в здании
Мэдисон-Сквер-Гарден на 50-й улице. Отец достал туда бесплатные билеты.
Представление было днем, посреди недели, и сам он пойти не смог. У меня уже
начались каникулы, а Дональд еще вовсю сдавал экзамены, так что мы с матерью
пошли вдвоем. Далеко внизу на арене грустный клоун с веником сметал в кучку
световое пятно от прожектора, делая его все меньше, меньше, пока оно не
исчезло совсем. Рядом прохаживался еще один клоун, за которым бегало по
пятам с полдюжины поросят. Нажал кнопку, и у него засветился нос. Кто-то
плеснул в него водой, тогда он открыл крохотный, размером с блюдечко, зонтик
и высоко поднял его над головой на длинной ручке. Во все глаза я смотрел,
как летают друг другу навстречу и кувыркаются целые сонмища воздушных
гимнастов. Видел процессию слонов.
Особенно меня озадачил один меланхоличный клоун, который полез вдруг на
натянутый в вышине трос, когда с него ушли канатоходцы, и, ужасая себя и
нас, принялся выделывать на нем невероятно неловкие и до колик уморительные
коленца. Уж он и оступался, и оскальзывался, потерял шляпу, шлепанцы, но, из
последних сил удерживаясь на тросе, на самом-то деле откалывал трюки куда
сложнее тех, что показывали артисты, выступавшие прежде. Что тут же,
естественно, и подтвердилось, когда он сбросил один за другим предметы
клоунского облачения и из жалкенького, пузатенького увальня превратился в
звезду арены, в того самого знаменитого циркача, имя которого было
напечатано в афише самыми крупными буквами. В трико, влажно поблескивая
голым торсом, он снял накладной нос картошкой и встал на площадке под
куполом, подняв руку в ответ на громовой шквал рукоплесканий, которыми мы
благодарили его за то, что он нам дал сначала смех, потом страх и привел
наконец к самому неподдельному восхищению. Из этой древний как мир цирковой
уловки я извлек для себя фундаментальнейшее поучение. Нет, дело не просто в
том, что, мол, сейчас я сопливый красноносый бедолага, а придет день, и
людям откроется, какой, оказывается, произрос среди них супермен. Главное
тут - сам процесс, искусство и сила иллюзии и еще большая сила стоящей за
ней реальности. Что сперва виделось истиной, оказывается маской; человек
рождает из ничего сам себя. Трудности моего бытия и моя истинная сущность -