"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

видели до следующей недели. Те же дети были причиной тому, что всем нам
приходилось ходить к медсестре на осмотры, где у нас в головах искали вшей и
стригущий лишай. Помимо этого медсестра выявляла детей, которым нужно
выписать очки. За разъяснением сложностей, связанных с деньгами и классовыми
различиями, я обращался к матери. "У некоторых детей родители слишком бедны,
чтобы иметь своего врача, - говорила она. - У них неблагополучные семьи, и
школьный душ - единственное доступное для них мытье. Это те самые дети,
которым приходится обедать в школе, потому что дома их обед не ожидает".
С другой стороны, как объяснила мне мать, некоторые из моих учителей
становились довольно-таки богатыми людьми. "В разгар депрессии они не
лишились работы, - втолковывала она, - и на свое жалованье жили припеваючи.
Цены упали, и они могли позволить себе вещи, которые другим, не столь
уверенным в завтрашнем дне, были просто не по карману. Некоторые из них
скупают теперь машины и дома. Становятся землевладельцами".
Я с благодарностью воспринял эту информацию, хотя она явно ничем не
могла помочь мне преодолеть страх перед подземным плаваньем. Было у нас
такое упражнение: все залезают в бассейн, хватаются руками за его кафельный
край и повисают, давая телу всплыть, а потом начинают молотить ногами.
Поскольку при этом не надо было опускать лицо под воду, я с упражнением
справлялся запросто. Однако цепочка из примерно пятнадцати мальчишек,
растянувшаяся с промежутками в три или четыре ярда, была длинной, и
некоторым из нас приходилось опускаться в воду там, где ноги не доставали до
дна. Руки висевшего рядом со мной моего приятеля Арнольда соскользнули, и он
с головой ушел в воду. Я оглянулся в поисках мистера Боуна, но тот был в
другом конце нашей цепочки и на кого-то кричал. Арнольд, задыхаясь, вынырнул
и снова погрузился, беспорядочно молотя руками, отчего все дальше отплывал
от бортика. Еще чуть-чуть, и до него будет не дотянуться. Показалась его
рука. Одной рукой отпустив бортик, я схватил его за запястье, потянул к себе
и положил его ладонь на край бассейна. Лицо Арнольда было красным, он
отфыркивался и выплевывал воду. Глаза тоже красные. Мы глядели друг на
друга, слишком испуганные, чтобы осознать, насколько случившееся серьезно.
Выныриваешь, погружаешься, вдыхаешь вместо воздуха воду, проходит
каких-нибудь ерундовых несколько секунд, и ты мертв.

Двор школы, кстати, тоже был царством мистических протяженностей. На
нем происходили игры и церемонии огромнейшего значения. То был необъятный
двор, обнесенный изгородью из железной сетки. Его сторона, которая выходила
на Истберн-авеню, была вровень с тротуаром, но 173-я улица шла в гору, и
конец двора, обращенный к Уикс-авеню, оказывался этажа на два ниже уровня
улицы. По утрам в воскресенье я смотрел, как там играют в софтбол взрослые,
причем среди них такие забивалы попадались, что прямо от своих ворот у
Истберн-авеню с расстояния в целый квартал отправляли мяч через забор,
который к тому же еще и поднят на бетонной стене высотой в два этажа. Я
после школы редко оставался играть на дворе: слишком он был огромен -
гигантское бетонное поле, обнесенное высокой изгородью, поверх которой
глядят своими окнами обступившие его жилые дома. Я всегда воспринимал окна
как глаза, всегда видел в них живость и ум; я и машины тоже так
воспринимал - у машин, когда глядишь на них спереди, видны лица, у них есть
глаза, носы и даже рты с зубами.
Однажды, когда я был в школе, легковой "шевроле" заехал с Уикс-авеню на