"Хаймито фон Додерер. Слуньские водопады" - читать интересную книгу автора

милые женщины. Она, разумеется, знала, что не она, а только Пепи Хвостик
может быть привлечен к суду по статье "сводничество" за сдачу комнат
дамам. Правда, в этом переулке полиция смотрела сквозь пальцы на такие
дела, во всяком случае, если не поступал формальный донос.
Все сделалось по совету госпожи Веверка. Фини и Феверль (Жозефина и
Женовьева) - обе очень скромные и сдержанные. Обеим около тридцати. Скорее
немного больше. Довольно пышные особы. В наше время такие были бы
немыслимы. Но тогда эта профессия была более почетной, а мода не презирала
толстух.
Бургенландские дурехи крестьянского происхождения в девятнадцать лет
удрали из дому, устав от ярма крестьянского труда; лучше зарабатывать себе
на жизнь, лежа на спине в Вене, чем орудовать вилами в Подерсдорфе или
Санкт-Мариенкирхене, на другой стороне Нойзидлер-Зе у северного его конца,
куда их также посылали на тяжелую работу. Вся эта местность была испещрена
озерами и озерцами. Фини и Феверль плавали и ныряли в них как выдры,
правда, в купальных костюмах, словно сделанных из колбасной кожуры, не то
что венгерские крестьянки, по грудь входившие в воду в обычной своей
одежде.
Хвостик никогда не видел ни одной из них, может быть, один только раз в
передней, да и то боязливо уходящими, чуть ли не бежавшими от него. Таково
было поставленное им условие. Позаботиться о его исполнении должна была
Веверка. Новые жилички Хвостика, как и он сам, инстинктивно почувствовали,
что нельзя переходить границы, за которыми, всем им было точно известно,
начиналась уже другая сфера, другие ситуации и законы. Обе женщины умели
обходиться без содержателей. Возможно, не всегда так было. Возможно,
именно поэтому для них не существовало возврата к прошлому. Госпоже
Веверка все было известно.
Когда консьержка, получив свои чаевые, удалилась, Хвостик стоял у окна
и смотрел на улицу. Эта комната была спальней его родителей. Супружеские
кровати простояли на том же месте уже десятилетия. В переулке не было ни
души, пустой, он светился розовым и желтым. Консьержка сказала, что в обе
комнаты, справа и слева от кабинета, следует поставить по кровати из
спальни, да еще, пожалуй, софу, но Хвостик может об этом не заботиться, в
гостиной есть лишняя, а вторая осталась от прежних жильцов, она велит
принести ее с чердака, софа почти точь-в-точь такая, как у него в
кабинете, на которой он спит... Хвостик был подавлен, и даже перспектива
почти тройного дохода в данный момент не слишком его ободрила.
Но внезапно, глянув на довольно высокие ножки кровати, вернее, на левую
ножку изголовья, он понял, что нигде и никогда не был так счастлив, как
вот здесь, с новой железной дорогой, единственной дорогой игрушкой своего
детства. Заботливо хранимой. До сегодняшнего дня. Да, она еще была у него
и лежала в огромной красивой коробке.
В рождественские дни ему разрешалось уходить в спальню родителей и там
спокойно играть этой дорогой. Рельсы он укладывал вокруг одной из ножек
кровати, и поезд то исчезал в темноте, то снова выныривал на свет. Совсем
как поезда венской городской железной дороги с ее многочисленными
туннелями.
Значит, есть счастье у человека. Хвостик это знал по собственному
опыту! Знал еще и по поездкам с отцом и матерью в горы, на Раксальпе.
Единственное удовольствие, которое время от времени позволял себе кельнер