"Юрий Домбровский. Новеллы о Шекспире" - читать интересную книгу автора

было ветер, но он привязал к стволу палку, и сейчас оно стояло прямо.
- А смотри-ка, - сказал он вдруг радостно и схватил служанку за руку, -
перелома-то и не видно, а?
- И ни капли не видно, никакого там перелома, - горячо подхватила
служанка, тихонько отбирая руку, - вот я стою и смотрю - где тут перелом?
Нет его!
Пастор все смотрел на яблоньку, и его маленькое, хрупкое личико - его
дразнили хорьком было задумчиво и светло.
- Да! Ну, увидим, - решил он наконец, отворачиваясь, - увидим, примется
она или нет! - Он тихонько вздохнул, спрятал нож в карман фартука и обтер
руки прямо о его подол. - Так, говоришь, сидит и плачет? - Он сорвал фартук
и комком кинул служанке - все это очень быстро и ловко. - Скажи ей, что иду!
- крикнул он, направляясь к себе.
Он хорошо знал, зачем к нему пришла Анна Шекспир, и помнил, что ему
надо сказать ей, но это-то и раздражало его. Ведь вот он будет вертеться и
подыскивать выражения, а разве так говорили апостолы благословенные слова,
которые он повторяет в каждой проповеди? Они рубили сплеча - и все! А он
что?" - Я, дорогие мои землячки, человек простой и грубый, не лорд и не пэр,
- говорил он о себе, - мой отец торговал солодом, моя мать была простая
набожная женщина, и она не научила меня ни по-французски, ни по-итальянски,
а сам я уже - извините! научиться не мог..."
И жители крошечного городка Стратфорда, люди тоже простые, грубые,
ясные до самого донышка (их и всех-то в городе было две тысячи), -
сапожники, кожевники, ремесленники, служащие городской скотобойни, - кивали
головами и хмыкали: что ж, это не плохо, что достопочтенный Кросс не лорд и
не пэр, такого пастора - простого и свойского - им и надо! А те из
стратфордцев, кто был постарше и прожил в этом городишке уж не одно
десятилетие, вспоминали другое: лет сорок тому назад у них, например, куда
какой был ученый пастор! Он и детей учил латыни, и пел, по-французски
говорил, и, бывало, такие проповеди запускал, что все женщины плакали
навзрыд, и такой уж он был вежливый да обходительный, что лучше, кажется, и
не придумаешь, - а толку что? Вдруг сбежал в Рим и оказался тайным
католиком. Ну, так чему хорошему мог научить детей этот тайный папист?
Пропади пропадом такая наука! В нашем йоркширском графстве говорят только
по-английски, но если вы попросите у лавочника хлеба, то будьте спокойны,
что он вам не свешает гвоздей и не нальет дегтя. Да и судья, сидя на своем
кресле, тоже говорит с нами на добром английском языке, и как будто выходит
правильно. Так к чему нам еще французский язык? - так отвечали
достопочтенному пастору прихожане.
"А говорить с ними все-таки приходится по-французски: со всякими
церемониями, - подумал пастор, заходя в зало, - по-простому-то ничего не
скажешь, чуть что не так - и сейчас же обида до гроба. Вот и с этой
дурехой..."
Анна Шекспир - рослая, сырая женщина - сидела рядом с женой пастора и
что-то негромко ей рассказывала. И, по смыслу ее рассказа, у его молодой
жены тоже было печальное, задумчивое и благочестивое лицо, но когда пастор
вошел, она с такой быстротой вскинула на него живые, черные, как у
жаворонка, глаза, что Кросс невольно улыбнулся. "Ну что ж, подумал он, - у
Мэри хороший муж - разве ей понять эту несчастную?"
- Вот так и живем! - громко, со скорбной иронией окончила Анна Шекспир,