"Юрий Домбровский. Новеллы о Шекспире" - читать интересную книгу автора

а худая в Стратфорде на них. В том-то и дело, Джен, что, пока я витал в
облаках, мои женщины ступали по стратфордской земле. Поэтому я и имею два
дома.
- Разве поэтому? - повторила Джен невесело. - Когда Анна увидела, что
доктор принес своей жене букет, она сказала ей: "Вот твой бы отец посмотрел!
Он ведь знает название каждого цветка. Бывало, пойдем мы за мельницу, сорвет
он какую-нибудь болотную травку и спрашивает: "Анна, ну а это что такое?"
Тут Сюзанна закричала: "Ой, мама, вы всегда заведете что-нибудь такое! Ну
кому интересно, в какое болото вас таскал отец сорок лет тому назад..." И
миссис Анна сразу замолкла. Вечером я подошла к ней и спросила: "Мистер
Виллиам так любит цветы?" У нее уже были заплаканные глаза, - там что-то
опять вышло у Холлов, - и она мне сердито ответила: "А что он только не
любит? И птиц, и деревья, и цветы, и песни, и еще Бог знает что! Только до
своей семьи - жены и детей - ему нет никакого дела!" Я возразила: "Но и
земли и дом он купил в Стратфорде только для вас и дочерей. Его сердце все
время с вами". Тут она так рассердилась, что даже покраснела. "Да что вы мне
толкуете про его сердце, сударыня? Я-то уж знаю хорошо, где его сердце. Вы
мне хоть этого-то не рассказывайте. Несчастная та женщина, которая ему
поверит!" Я хотела ей еще что-то сказать, но она закричала: "Ну и довольно
слушать мне эти глупости! Куда ни приеду, все мне: "Ваш муж, ваш муж!.." Как
будто хотят похвалить, а на самом деле запускают когти. А я стара-стара,
глупа-глупа, да вижу, кто на что метит. Я вам говорю: забери нас всех завтра
чума - он только перекрестится. Слава Богу, наконец развязался бы и со мной
и с дочерьми".
Джен посмотрела на Шекспира:
- Виллиам, зачем вы туда едете? К кому?
Пока она говорила. Шекспир сидел и горел. Ему было так неудобно, что он
даже перестал улыбаться. Когда же Джен кончила, он вскочил и бурно обнял ее,
но она резко вывернулась и сказала:
- Оставьте, я с вами хочу серьезно говорить.
Но он, беспокойно и мелко смеясь (куда делось его мужество!), схватил
ее и уткнулся лицом в ее шею. Действительно, только того и не хватало, чтоб
его ведьмы, собравшись скопом, поочередно совали в нос Джен печные и ночные
горшки его семейства. И Шекспир понимал, что сейчас чувствовала Джен. До сих
пор она знала его совсем иного - легкого, веселого, свободного, как ветер,
избалованного успехом и женщинами, знатного джентльмена, спустившегося в их
харчевню из голубоватого лондонского тумана. Любимца двух королей и друга
заговорщиков. Он сорил деньгами и был молод - сколько бы лет ему ни
исполнилось! - был весел и беззаботен что бы с ним ни случилось! - был
одинок и беспощаден в своей жестокой свободе. И вот теперь перед ней
оказался старый, больной человек, плохой муж и нелюбимый отец, который никак
не может сбыть свою перезревшую дочь и за это все семейство грызет ему шею;
то, от чего он скрывался всю жизнь, откупаясь письмами, деньгами и
обещаниями, вся эта жадная, глумливая прорва наконец настигла его и накрыла
в его последнем и сокровенном убежище - как же тут не мычать от стыда и боли
и не прятать раскаленное лицо в шею любовницы?
- Да что ты их слушаешь? - чуть не закричал он. - Сюзанна поссорилась
со своим мужем - это у них на неделе два раза, чем-то затронула мою старуху,
та и раскудахталась... - Он не хотел сказать "старуху", это уже само собой
вырвалось, и он увидал, как Джен поморщилась. - Ну вот еще беда! сказал он