"Юрий Домбровский. Новеллы о Шекспире" - читать интересную книгу автора

Вот хотя бы взять семью моей жены. У нее и дядя и отец актеры. Так вот, дядя
умер, когда ему не было еще тридцати, а отец... - Он махнул рукой и
потянулся через стол.
- Что отец? - спросил Волк.
Холл, не отвечая, хмуро взял бутылку, посмотрел ее на свет, поболтал -
она была пуста, - снова поставил и хлопнул в ладоши. Поваренок появился
мгновенно. В руках у него был поднос. Он аккуратно поставил его на стол,
снял бутылку и, откупорив между коленями, сколупнул с горлышка глину. Доктор
Холл, не ожидая других, хмуро протянул руку с бокалом. Насупившись, он
смотрел, как стекает в синее узорчатое стекло черная и тягучая, как деготь,
густота.
- Хватит! - стукнул он бокалом о стол и снова повернулся к Волку. - Я
же говорил, ему надо лежать и ни о чем не думать. А главное - гнать в шею
всех этих приятелей. А он пьет с ними. (Волк что-то хмыкнул или возразил.)
Да нет, пьет, пьет! А совести у этих людей нет. Когда он уже не может лежать
на боку, они ему подкладывают подушки под спину. Ну конечно, они здоровые,
как кони, у них и легкие, как мехи, им бы колесо крутить, а не... Ничего,
ничего, поорут на сцене лет пять-шесть - тоже станут такими же! А ведь вот,
когда я им говорю, что это лежит их собственная смерть и глядит на них чуть
не из могилы, - они не верят и смеются! И вот клянусь, он сжал кулак, -
женою и детьми клянусь: буду последним подлецом, если ко мне сунется хоть
один из них. Говорят: "Мы его любим, он наша гордость". Любят они его! Как
же! Пить они с ним любят - вот это верно. Ну и советы его им, конечно,
нужны! А по-моему так: рассчитался человек, ушел к своей семье - так оставь
его в покое! Оставь ты его, ради Господа! Дай ему хоть последние дни
побывать со своими. Так ведь нет! Без его советов они, видишь, никуда.
- Да, - согласился Волк, - мистер Виллиам знает сцену, это так! И
зрителей он тоже чувствует вот как вы больного, пятью пальцами! Это тоже
так.
- Ну и вот, - кивнул головой доктор, - говоришь с ними: "Тише, господа,
поаккуратнее, никаких волнующих разговоров и, главное, ненадолго! Вот в
столовой накрыт стол, милости просим туда". Ну, входят, действительно, на
цыпочках, он увидал их: "А! Друзья..." - и пошло! Через пять минут весь дом
вверх ногами. Гогочут, жрут, ржут, пьют! Одной мало - за другой побежали на
конюшню! Фляги у них в сумках. Хором песню затянут. Так до ночи. Утром
встанут - то же самое. Потом еще вечером. Еле-еле их выпроводишь. Уедут. Он
доволен. Лежит, улыбается. "Нет, мы еще поживем. Это я так, распустился
немного". Наденет сорочку с кружевами, побреется, возьмет своего Плутарха -
листает, думает, внучку позовет, иногда даже с женой о хозяйстве поговорит.
А ночью - припадок! Бегут за священником! Вытаскивают завещание! Где
нотариус? Бегите за нотариусом! Ну и конечно...
Доктор с маху выпил и снова налил себе доверху бокал.
- Что конечно? - спросил Волк. Пока доктор говорил, он не спускал с
него глаз.
- Конечно, уже не встанет, - сердито отрезал доктор и вдруг ударил себя
костяшкой в грудь. - А что я могу с ним сделать? - спросил он с тихой
яростью. - Ну что, что, что? У него уже нет ни сердца, ни легких, он
тридцать лет рвал их на потеху всякой сволочи. Теперь у него разлилась
желтая жгучая желчь, и легкие каждый день теряют влагу. Когда испарятся
последние капли, жар поднимется до грудобрюшной перегородки и сварит его