"Юрий Домбровский. Новеллы о Шекспире" - читать интересную книгу автора

из продолговатого страусового яйца и по ней тоже вились строченой серебряной
чернью пальмовые листья, виноградные гроздья и какие-то плоды.
"Как череп среди бумаг", - медленно подумал Шекспир о чаше. Он уже
успокоился. Было в этой обстановке, в набросанных бумагах, склоненной голове
спокойно пишущего и обреченного человека, в его скромной, черной, совсем
простой одежде что-то такое, что наводило на мысль не о восстании и гибели,
а о другом - спокойном, глубоком и очень удаленном от всего, что происходит
на дворе и в фехтовальной зале.
Так, при взгляде на бумаги ему почему-то вдруг вспомнились и его
бумаги, и его незаконченная трагедия, та самая, что вторую неделю валяется
на столе и никак к ней не может он подступиться. Первую сцену он написал
сразу, а потом заело, и теперь не пишется. То была свирепая история о
датском принце и о том, как он зарезал подосланного к нему шпиона; кровь
спустил, а тело сварил и выбросил свиньям. Принц притворялся безумным для
того, чтобы можно было безнаказанно убивать своих врагов, а может быть,
верно был сумасшедшим, ибо он обладал даром пророчества. Разобраться было
трудно, и он не знал, что надо было делать с таким героем. Непонятно, как
старый, опытный хронограф мог им восхищаться. А пьеса должна была быть
доходной, ибо в ней были и духи, и дуэли, и отравления, и убийство
преступного отчима, и поджог замка, и даже такая диковинка, как театр в
театре. Сейчас он думал, что пылкому и веселому Ричарду Бербеджу очень
трудно придется в этой роли отцеубийцы и поджигателя. Но что делать? Именно
такие пьесы и любит публика. Надо, надо найти ключ к герою - понять, кто же
он есть на самом деле, объяснить его поступки.
Он смотрел на Эссекса.
Эссекс вдруг бросил перо и встал.
- Ну, все, - сказал он с коротким вздохом. - Готово! - Он слегка махнул
рукой. - А как ваша новая датская хроника, сэр? - Он особенно выделил слово
"сэр", ведь именно ему был обязан Шекспир своим дворянством.,
- Пишу, - ответил Шекспир, присматриваясь к бледному лицу графа, с
которого глядели на него быстрые, беспомощные глаза. - Все пишу и пишу.
- Ах, значит, не удается? - весело спросил Эссекс. - Ну, ничего,
ничего. Вы молодец! Я всегда любил смотреть ваши трагедии. А эта хроника -
ведь она о цареубийстве, кажется? А? Года два тому назад шла в вашем театре
трагедия об том же Гамлете. Так ведь и вы пишете об этом? Так, что ли?
- Так, - сказал Шекспир.
- "Гамлет, отомсти!" - вдруг вспомнил Эссекс и засмеялся. - Вот все,
что я запомнил. - Он подумал. - Два года, говорю? Нет, много раньше. И шла
она не у вас, а у Генсло. Там, помню, выходил на сцену здоровенный верзила в
белых простынях и эдак жалобно скулил: "Отомсти!" Словно устриц продавал.
Дети плакали, а было смешно.
Драпировка у двери заколебалась, и вошел Ретленд.
Эссекс повернулся к нему.
- Вот мистер Виллиам зовет нас к себе в "Глобус", - сказал он весело. -
Обещает скоро кончить свою трагедию. Пойдем, а?
Ретленд сухо пожал плечами.
- Нет, пойдем, обязательно пойдем, - засмеялся Эссекс. - Правда? - Он
подошел к Ретленду и положил ему руку на плечо. - Ну, так как же наши дела?
- Мы ждем, когда вы кончите писать, - сдержанно ответил Ретленд.
- Ничего, ничего, - ответил Эссекс, не желая понимать его тон. - Только