"Юрий Домбровский. Итальянцам о Шекспире - главные проблемы его жизни" - читать интересную книгу автора

Для меня это звучит поистине как записка, оставленная на столе в утро
самоубийства. Но опять-таки тот же неразрешимый биографический вопрос: все
ли сонеты были написаны в одно время? Мы знаем, что первое издание появилось
в 1609 году, значит, уже после выхода в свет всех великих трагедий Шекспира.
Ну а когда они сами-то были написаны? Каждый сонет по отдельности - когда?
Это неизвестно. И тут мы подходим к знаменитому вопросу о том, что же из
себя представляют эти 154 поэтические миниатюры? Ключ ли это, которым поэт
открыл свое сердце, как думает Вордсворт, или просто дань литературной моде,
совершенно необязательная для нас? Об этом до сих пор идут нескончаемые
споры, и мы не ближе к разгадке сейчас, чем двести лет тому назад. Тогда
один из отцов шекспироведения написал, что даже закон парламента не заставит
его соотечественников читать сборник этих бездарных пустячков. С тех пор
наука о Шекспире сделала очень много для уяснения этого вопроса.
Совершенно точно установлены итальянские корни поэтической части
творчества Шекспира, высчитано, сколько поэтов в XVI веке упражнялось в
сочинении сонетов в Италии (700) и сколько в Англии (300), сколько сонетов
появилось за шесть лет на Британских островах (1200). Но вопрос о том, какое
место занимают эти стихотворения в биографии автора, так и остается
открытым.
Когда я впервые подошел к этому вопросу и только тронул ту поистине
необъятную литературу, которая скопилась за двести лет научного
шекспироведения, меня сразу же поразило одно: мы толкуем об условностях
формы, о зависимости от литературной моды, о традиции Петрарки, еще Бог
знает о чем и совсем не видим, что это действительно та связка ключей,
которыми Шекспир открыл нам свое сердце, разум, совесть, понятие о себе.
Биографичность 66-го сонета сейчас принята безусловно всеми. Никаких
как будто споров не вызывают и те потрясающие слова, которыми Шекспир
определил отношение к своей профессии:
"О, спорь с моей фортуной - этой богиней, властвующей в моих жалких
делах. Она распорядилась моей жизнью так, что я имею лишь средства,
собранные с публичных привычек (то есть за угождение толпе). Вот почему мое
имя заклеймено, и самое существо мое как бы отмечено моим ремеслом, как
рукой нищего. Пожалей же меня и пожелай же мне обновления" (сонет 111-и).
Все эти чувства так неразрывно связаны с тем, что мы знаем о Шекспире,
что иным этого человека мы себе и представить не можем.
Тут мы подходим к самому зерну проблемы. К вопросу о так называемой
"смуглой леди". Жила ли на самом деле та, которую так любил, так порочил и
воспевал Шекспир? Жил ли рядом тот молодой друг, который увел эту черную,
некрасивую, худую женщину - "вылитую цыганку", как однажды сгоряча выругал
ее Шекспир? Что это - мода ли на кровь или действительно сама кровь?
Пусть тот, кто ставит перед собой этот вопрос, прочтет прежде всего
стихи Катулла: цикл, обращенный к Лесбии. Ведь и там то же самое, и если он
признает душераздирающую искренность этих строк римского юноши, если он
поверит в это "люблю и ненавижу", он уже не посмеет сомневаться в
подлинности чувств Шекспира. Вот именно тогда он и подумал, очевидно, в
первый раз о самоубийстве. Первый, повторяю, но, конечно, не последний. О
последнем мы этого не знаем.
Когда я это понял, я написал "Смуглую леди", вещь, с которой я надеюсь
когда-нибудь познакомить и иностранного читателя. И тогда же я понял и
другое: какая это была великая, трудная и несчастная жизнь, как ничто не