"Джон Донн. Обращения к Господу в час нужды и бедствий ("Вестник Европы" 2002, No 4)" - читать интересную книгу автора

перегоняет его одним шагом, одним махом. И так же как мир рождает змей и
гадов, зловредных и ядовитых тварей, червей и гусениц, стремящихся пожрать
мир, произведший их на свет, - и всяких чудищ, обязанных своим обличием
смешением черт столь разных родителей их, - так же и мы, которые сами есть
целый мир, порождаем своих пожирателей, то есть болезни и недуги самого
разного рода: ядовитые и заразные, точащие и пожирающие, а также болезни
запутанные и разнородные, сложенные из многих хворостей11. Может ли мир
назвать столь много ядовитых тварей, столь много существ, его пожирающих, и
многоразличных монстров, сколько мы - снедающих нас болезней? О, злосчастное
изобилие, о, убогое богатство! какой же недостаток испытываем мы в
целительных средствах, если у нас нет даже имен для всех этих болезней? Один
в мире Геркулес, готовый сражаться с этими великанами, этими чудищами, -
врач; он собирает все силы мира внешнего в подмогу нашему миру, он ведет в
бой Природу, чтобы выручить из беды Человека. У нас есть врач, но мы не
врачи себе. Здесь величие наше обращается в ничто, здесь нам отказано в
достоинстве, коим обладает самая последняя тварь, что сама себя врачует.
Раненый олень, травимый охотниками, знает, как найти такую траву, что если
съесть ее, рана сама извергнет застрявшую в ней стрелу, - странный вид
рвотного зелья. Так же и гончий пес, преследующий оленя, - если его одолеет
недуг, он знает траву, которая вернет ему силы. Может, и правда, что
спасительное средство - рядом с человеком, ибо прочие создания всегда имеют
таковое, может быть, его исцелило бы самое простое природное зелье; но подле
нас нет врача и нет аптекаря, а ведь у всех иных живых существ те всегда
рядом. У человека, в отличие от низших тварей, нет врожденного инстинкта,
который в час нужды помогал бы находить эти природные средства; человек - не
врач и не аптекарь себе. Вспомните же все, о чем шла здесь речь, и
отвергните это: что останется от величия и масштаба человека, коли сам же он
низводит, сжигает себя до горсти праха; что останется от его парящей и
всеобъемлющей мысли, коль сам же он ввергает себя в бесчувствие и безмыслие
могилы? Болезни его - его собственное достояние, но не врач; болезни всегда
при нем, а за врачом ему приходится посылать.

Увещевание IV

Разве праведен я, как Иов? Но, как Иов, хотел бы я говорить к
Вседержителю и желал бы состязаться с Богом (Иов 13, 3). Боже мой, Боже мой,
скоро ль Ты вынудишь меня обратиться к врачу? И насколько предашь меня во
власть врача? Знаю - Ты Творец и материи, и человека, и искусства
врачевания: разве, взыскуя помощи врачебной, удаляюсь я Тебя (cр.: 2 Пар.
16, 12)? Ведь одежды были сотворены Тобой не ранее, чем познал человек стыд
наготы, но Врачевание Ты сотворил прежде, чем человек стал уязвим для
недуга; Ты изначала наделил травы свойствами целебными; провидел ли Ты тогда
недуги наши? Не для болезней Ты творил нас, как и не для греха: но и
болезни, и грех Ты провидел, - хотя провидение не есть предопределение. Так,
Господи, промыслил Ты деревья, плоды которых употребляемы в пищу, а листья
на врачевание (Иез. 47, 12). И Сын Твой вопрошал: хочешь ли быть здоров?
(Ин. 5, 6-7). И слова эти исторгают у больного признание, что он болен, что
исцеление не в его власти. Не Тобой ли сказано: разве нет врача (Иер. 8,
22)? Сказано, чтобы приняли мы Твои пути, чтобы склонились и умалились пред
Тобой. Разве не говорит тот, кому открыта была Мудрость Твоя, об искусстве