"Джон Донн. Стихотворения" - читать интересную книгу автора

сонет, неожиданно возвращаясь к мотивам третьей сатиры, обыгрывает теперь
еще более остро ощущаемый контраст небесной церкви и ее столь далекого от
идеала земного воплощения. Знаменитый же девятнадцатый сонет, развивая общее
для всего цикла настроение страха и трепета, раскрывает противоречивую
природу характера поэта, для которого "непостоянство постоянным стало".
Самые поздние из стихотворений поэта - это гимны. Их резко выделяют на
общем фоне лирики Донна спокойствие и простота тона. Стихотворения исполнены
внутренней уравновешенности. Им чужда экзальтация, и тайны жизни и смерти
принимаются в них со спокойной отрешенностью. Столь долго отсутствовавшая
гармония здесь наконец найдена. Парадоксальным образом, однако, эта
долгожданная гармония погасила поэтический импульс Донна. В последнее
десятилетие жизни он почти не писал стихов, правда, творческое начало его
натуры в эти годы нашло выражение в весьма интересной с художественной точки
зрения прозе, где настроения, воплощенные в гимнах, получили дальнейшее
развитие.
Поэтическая манера Донна была настолько оригинальна, что читателю,
обращающемуся к его стихам после чтения старших елизаветинцев, может
показаться, что он попал в иной мир. Плавному, мелодично льющемуся стиху
елизаветинцев Донн противопоставил нервно-драматическое начало своей лирики.
Почти каждое его стихотворение представляет собой маленькую сценку с четко
намеченной ситуацией и вполне определенными характерами. Герой и его
возлюбленная прогуливаются в течение трех часов, но вот наступает полдень,
они останавливаются, и герой начинает лекцию о философии любви ("Лекция о
тени"); проснувшись на рассвете, герой насмешливо приветствует "рыжей дурня"
- солнце, которое разбудило его и его возлюбленную ("К восходящему солнцу");
собираясь в путешествие за границей герой прощается с возлюбленной, умоляя
ее сдержать потоки слез. ("Прощальная речь о слезах"); обращаясь к тем, кто
будет хори нить его, герой просит не трогать прядь волос, кольцом обвившую
его руку ("Погребение") и т. д. Знакомясь со стихами Донна, читатель почти
всякий раз становится зрителем маленького спектакля, разыгранного перед его
глазами.
Драматический элемент стихотворений Донна часто обозначался сразу же, с
первых строк, которые могли быть написаны в форме обращения либо как-то
иначе вводили сюжетную ситуации. Сами же стихотворения обычно имели форму
драматического монолога, новаторскую для английской поэзии рубежа XVI-XVII
веков. Беседуя с возлюбленной, размышляя над той или иной ситуацией, герой
"открывал себя". И хотя его "я" не совпадало с авторским (известным
исключением была, пожалуй, лишь религиозная лирика), поэзия Донна носила
гораздо более личностный характер, чем стихи его предшественников.
Драматическое начало определило и новые взаимоотношения автора и
читателя, который как бы нечаянно становился свидетелем происходящего. Поэт
никогда прямо не обращался к читателю, искусно создавая впечатление, что его
нет вообще, как, например, нет зрителей для беседующих друг с другом
театральных персонажей. И это способствовало особому лирическому накалу его
стиха, подобного которому не было в поэзии елизаветинцев.
Ярко индивидуальной была и интонация стиха Донна, меняющаяся в
зависимости от ситуации, но всегда близкая к разговорной речи. Из поэтов
старшего поколения к разговорной речи обращался Сидни, который пытался
воспроизвести в своем стихе язык придворных. Однако для Донна и его
поколения язык придворных казался чересчур манерным. Неприемлем для автора