"Идиот (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

благоговейное и подобострастное, даже испуганное: - это того самого Семена
Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц
назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил?
- А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу
оставил? - перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на
чиновника: - ишь ведь! (мигнул он на него князю), и что только им от этого
толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот
родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду.
Ни брат подлец, ни мать ни денег, ни уведомления, - ничего не прислали!
Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.
- А теперь миллиончик слишком разом получить приходится, и это, по
крайней мере, о, господи! - всплеснул руками чиновник.
- Ну чего ему, скажите пожалуста! - раздражительно и злобно кивнул на
него опять Рогожин: - ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх
ногами предо мной ходи.
- И буду, и буду ходить.
- Вишь! Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши!
- И не давай! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать. Жену, детей
малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, польсти!
- Тьфу тебя! - сплюнул черномазый. - Пять недель назад я, вот как и
вы, - обратился он к князю, - с одним узелком от родителя во Псков убег к
тетке; да в горячке там и слег, а он без меня и помре. Кондрашка пришиб.
Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил! Верите ли,
князь, вот ей богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил.
- Вы его чем-нибудь рассердили? - отозвался князь, с некоторым
особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе. Но хотя и могло
быть нечто достопримечательное собственно в миллионе и в получении
наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что-то другое; да и
Рогожин сам почему-то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя
в собеседничестве нуждался, казалось, более механически, чем нравственно;
как-то более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от
волнения, чтобы только глядеть на кого-нибудь и о чем-нибудь языком
колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке, и уж, по крайней мере, в
лихорадке. Что же касается до чиновника, так тот так и повис над
Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно
бриллианта искал.
- Рассердился-то он рассердился, да, может, и стоило, - отвечал
Рогожин, - но меня пуще всего брат доехал. Про матушку нечего сказать,
женщина старая, Четьи-Минеи читает, со старухами сидит, и что Сенька-брат
порешит, так тому и быть. А он что же мне знать-то в свое время не дал?
Понимаем-с! Оно правда, я тогда без памяти был. Тоже, говорят, телеграмма
была пущена. Да телеграмма-то к тетке и приди. А она там тридцатый год
вдовствует и вс╕ с юродивыми сидит с утра до ночи. Монашенка не монашенка,
а еще пуще того. Телеграммы-то она испужалась, да не распечатывая в часть
и представила, так она там и залегла до сих пор. Только Конев, Василий
Васильич, выручил, вс╕ отписал. С покрова парчевого на гробе родителя,
ночью, брат кисти литые, золотые, обрезал: "они дескать эвона каких денег
стоят". Да ведь он за это одно в Сибирь пойти может, если я захочу, потому
оно есть святотатство. Эй ты, пугало гороховое! - обратился он к
чиновнику. - Как по закону: святотатство?