"Ф.М.Достоевский. Петербургская летопись" - читать интересную книгу автора

лопатами, с молотками, топорами и другими орудиями, распоряжаются на Невском
проспекте как у себя дома, словно откупили его, и беда пешеходу, фланеру или
наблюдателю, если он не имеет серьезного желания походить на обсыпанного
мукою Пьерро в римском карнавале. Уличная жизнь засыпает, актеры берут
отпуск в провинцию, литераторы отдыхают, кофейные и магазины пусты... Что
остается делать тем из горожан, которых неволя заставляет вековать свое лето
в столице? Изучать архитектуру домов, смотреть, как обновляется и строится
город? Конечно, занятие важное и даже, право, назидательное. Петербуржец так
рассеян зимою, у него столько удовольствий, дела, службы, преферанса,
сплетен и разных других развлечений и, кроме того, столько грязи, что вряд
ли есть когда ему время осмотреться кругом, вглядеться в Петербург
внимательнее, изучить его физиономию и прочесть историю города и всей нашей
эпохи в этой массе камней, в этих великолепных зданиях, дворцах, монументах.
Да вряд ли кому придет в голову убить дорогое время на такое вполне невинное
и не приносящее дохода занятие. Есть такие петербургские жители, которые не
выходили из своего квартала лет по десяти и более и знают хорошо только одну
дорогу в свое служебное ведомство. Есть такие, которые не были ни в
Эрмитаже, ни в Ботаническом саду, ни в музее, ни даже в Академии художеств;
даже, наконец, не ездили по железной дороге. А, между прочим, изучение
города, право, не бесполезная вещь. Не помним, когда-то случилось нам
прочитать одну французскую книгу, которая вся состояла из взглядов на
современное состояние России. Конечно, уже известно, что такое взгляды
иностранцев на современное состояние России; как-то упорно не поддаемся мы
до сих пор на обмерку нас европейским аршином. Но, несмотря на то, книга
пресловутого туриста прочлась всей Европой с жадностию. В ней, между прочим,
сказано было, что нет ничего бесхарактернее петербургской архитектуры; что
нет в ней ничего особенно поражающего, ничего национального и что весь город
- одна смешная карикатура некоторых европейских столиц; что, наконец,
Петербург, хоть бы в одном архитектурном отношении, представляет такую
странную смесь, что не перестаешь ахать да удивляться на каждом шагу.
Греческая архитектура, римская архитектура, византийская архитектура,
голландская архитектура, готическая архитектура, архитектура rococo,
новейшая итальянская архитектура, наша православная архитектура - все это,
говорит путешественник, сбито и скомкано в самом забавном виде и, в
заключение, ни одного истинно прекрасного здания! Затем наш турист
рассыпается в уважении к Москве за Кремль, говорит по случаю Кремля
несколько риторических, витиеватых фраз, гордится московскою
национальностию, но проклинает дрожки-пролетки затем, что они удалились от
древней, патриархальной линейки, и таким-то образом, говорит он, исчезает в
России все родное и национальное. Смысл выходит тот, что русский стыдится
своей народности, затем что не хочет ездить по-прежнему, справедливо
опасаясь как-нибудь вытрясти душу в патриархальном своем экипаже.
Это писал француз, то есть человек умный, как почти всякий француз, но
верхогляд и исключительный до глупости; не признающий ничего нефранцузского
- ни в искусствах, ни в литературе, ни в науках, ни даже в народной истории
и, главное, способный рассердиться за то, что есть какой-нибудь другой
народ, у которого своя история, своя идея, свой народный характер и свое
развитие. Но как ловко, себе неведомо, разумеется, стакнулся француз с
некоторыми, не скажем русскими, но досужными, кабинетными идеями нашими. Да,
француз именно видит русскую национальность в том, в чем хотят ее видеть