"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

меня, коли хотите, а не хотите, так и чорт вас дери. Вот моя философия.
Вчера Иван здесь хорошо говорил, хоть и были мы все пьяны. Иван хвастун, да
и никакой у него такой учености нет... да и особенного образования тоже нет
никакого, молчит да усмехается на тебя молча, - вот на чем только и
выезжает.
Алеша его слушал и молчал.
- Зачем он не говорит со мной? А и говорит, так ломается; подлец твой
Иван! А на Грушке сейчас женюсь, только захочу. Потому что с деньгами стоит
только захотеть-с, Алексей Федорович, все и будет. Вот Иван-то этого самого
и боится и сторожит меня, чтоб я не женился, а для того наталкивает Митьку,
чтобы тот на Грушке женился: таким образом хочет и меня от Грушки уберечь
(будто бы я ему денег оставлю, если на Грушке не женюсь!), а с другой
стороны, если Митька на Грушке женится, так Иван его невесту богатую себе
возьмет вот у него расчет какой! Подлец твой Иван!
- Как вы раздражительны. Это вы со вчерашнего; пошли бы вы да легли, -
сказал Алеша.
- Вот ты говоришь это, - вдруг заметил старик, точно это ему в первый
раз только в голову вошло, - говоришь, а я на тебя не сержусь, а на Ивана,
если б он мне это самое сказал, я бы рассердился. С тобой только одним
бывали у меня добренькие минутки, а то я ведь злой человек.
- Не злой вы человек, а исковерканный, - улыбнулся Алеша.
- Слушай, я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь
еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято отцов да
матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше
время не позволено стариков отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на
полу бить, в их собственном доме, да похваляться придти и совсем убить - все
при свидетелях-с. Я бы, если бы захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее
сейчас засадить.
- Так вы не хотите жаловаться, нет?
- Иван отговорил. Я бы наплевал на Ивана, да я сам одну штуку знаю...
И, нагнувшись к Алеше, он продолжал конфиденциальным полушепотом.
- Засади я его, подлеца, она услышит, что я его засадил, и тотчас к
нему побежит. А услышит если сегодня, что тот меня до полусмерти, слабого
старика, избил, так пожалуй бросит его, да ко мне придет навестить... Вот
ведь мы какими характерами одарены - только чтобы насупротив делать. Я ее
насквозь знаю! А что, коньячку не выпьешь? Возьми-ка кофейку холодненького,
да я тебе и прилью четверть рюмочки, хорошо это, брат, для вкуса.
- Нет, не надо, благодарю. Вот этот хлебец возьму с собой, коли дадите,
- сказал Алеша и, взяв трехкопеечную французскую булку, положил ее в карман
подрясника. - А коньяку и вам бы не пить, - опасливо посоветовал он,
вглядываясь в лицо старика.
- Правда твоя, раздражает, а спокою не дает. А ведь только одну
рюмочку... Я ведь из шкапика...
Он отворил ключом "шкапик", налил рюмочку, выпил, потом шкапик запер и
ключ опять в карман положил.
- И довольно, с рюмки не околею.
- Вот вы теперь и добрее стали, - улыбнулся Алеша.
- Гм! Я тебя и без коньяку люблю, а с подлецами и я подлец. Ванька не
едет в Чермашню - почему? Шпионить ему надо: много ль я Грушеньке дам, коли
она придет. Все подлецы! Да я Ивана не признаю совсем. Не знаю я его совсем.