"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

чтоб она давала деньги в рост, но известно было, например, что в компании с
Федором Павловичем Карамазовым она некоторое время действительно занималась
скупкою векселей за бесценок, по гривеннику за рубль, а потом приобрела на
иных из этих векселей по рублю на гривенник. Больной Самсонов, в последний
год лишившийся употребления своих распухших ног, вдовец, тиран своих
взрослых сыновей, большой стотысячник, человек скаредный и неумолимый,
подпал однако же под сильное влияние своей протеже, которую сначала было
держал в ежовых рукавицах и в черном теле, "на постном масле", как говорили
тогда зубоскалы. Но Грушенька успела эмансипироваться, внушив однако же ему
безграничное доверие касательно своей ему верности. Этот старик, большой
делец (теперь давно покойник), был тоже характера замечательного, главное
скуп и тверд, как кремень, и хоть Грушенька поразила его, так что он и жить
без нее не мог (в последние два года, например, это так и было), но капиталу
большого, значительного, он все-таки ей не отделил, и даже если б она
пригрозила ему совсем его бросить, то и тогда бы остался неумолим. Но
отделил зато капитал малый, и когда узналось это, то и это стало всем на
удивление. "Ты сама баба не промах, сказал он ей, отделяя ей тысяч с восемь,
сама и орудуй, но знай, что кроме ежегодного содержания попрежнему, до самой
смерти моей больше ничего от меня не получишь, да и в завещании ничего
больше тебе не отделю". Так и сдержал слово: умер и все оставил сыновьям,
которых всю жизнь держал при себе наравне как слуг, с их женами и детьми, а
о Грушеньке даже и не упомянул в завещании вовсе. Все это стало известно
впоследствии. Советами же как орудовать "своим собственным капиталом" он
Грушеньке помогал не мало и указывал ей "дела". Когда Федор Павлович
Карамазов, связавшийся первоначально с Грушенькой по поводу одного
случайного "гешефта", кончил совсем для себя неожиданно тем, что влюбился в
нее без памяти и как бы даже ум потеряв, то старик Самсонов, уже дышавший в
то время на ладон, сильно подсмеивался. Замечательно, что Грушенька была со
своим стариком за все время их знакомства вполне и даже как бы сердечно
откровенна, и это кажется с единственным человеком в мире. В самое последнее
время, когда появился вдруг с своею любовью и Дмитрий Федорович, старик
перестал смеяться. Напротив, однажды серьезно и строго посоветовал
Грушеньке: "Если уж выбирать из обоих, отца аль сына, то выбирай старика, но
с тем однако же чтобы старый подлец беспременно на тебе женился, а
предварительно хоть некоторый капитал отписал. А с капитаном не якшайся,
пути не будет". Вот были собственные слова Грушеньке старого сластолюбца,
предчувствовавшего тогда уже близкую смерть свою, и впрямь чрез пять месяцев
после совета сего умершего. Замечу еще мельком, что хотя у нас в городе даже
многие знали тогда про нелепое и уродливое соперничество Карамазовых, отца с
сыном, предметом которого была Грушенька, но настоящего смысла ее отношений
к обоим из них, к старику и к сыну, мало кто тогда понимал. Даже обе
служанки Грушеньки (после уже разразившейся катастрофы, о которой еще речь
впереди) показали потом на суде, что Дмитрия Федоровича принимала Аграфена
Александровна из одного лишь страху, потому будто бы, что "убить грозился".
Служанок у нее было две, одна очень старая кухарка, еще из родительского
семейства ее, больная и почти оглохшая, и внучка ее, молоденькая, бойкая
девушка лет двадцати, Грушенькина горничная. Жила же Грушенька очень скупо и
в обстановке совсем небогатой. Было у ней во флигеле всего три комнаты,
меблированные от хозяйки древнею, красного дерева мебелью, фасона двадцатых
годов. Когда вошли к ней Ракитин и Алеша, были уже полные сумерки, но