"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

комнаты еще не были освещены. Сама Грушенька лежала у себя в гостиной, на
своем большом, неуклюжем диване со спинкой под красное дерево, жестком и
обитом кожей, давно уже истершеюся и продырившеюся. Под головой у ней были
две белые пуховые подушки с ее постели. Она лежала навзничь, неподвижно
протянувшись, заложив обе руки за голову. Была она приодета, будто ждала
кого, в шелковом черном платье и в легкой кружевной на голове наколке,
которая очень к ней шла; на плечи была наброшена кружевная косынка,
приколотая массивною золотою брошкой. Именно она кого-то ждала, лежала как
бы в тоске и в нетерпении, с несколько побледневшим лицом, с горячими губами
и глазами, кончиком правой ноги нетерпеливо постукивая по ручке дивана. Чуть
только появились Ракитин и Алеша, как произошел было маленький переполох:
слышно было из передней, как Грушенька быстро вскочила с дивана и вдруг
испуганно прокричала: "Кто там?" Но гостей встретила девушка и тотчас же
откликнулась барыне.
- Да не оне-с, это другие, эти ничего.
"Что бы у ней такое?" - пробормотал Ракитин, вводя Алешу за руку в
гостиную. Грушенька стояла у дивана, как бы все еще в испуге. Густая прядь
темно-русой косы ее выбилась вдруг из-под наколки и упала на ее правое
плечо, но она не заметила и не поправила, пока не вгляделась в гостей и не
узнала их.
- Ах, это ты, Ракитка? Испугал было меня всю. С кем ты это? Кто это с
тобой? Господи, вот кого привел! - воскликнула она, разглядев Алешу.
- Да вели подать свечей-то! - проговорил Ракитин с развязным видом
самого короткого знакомого и близкого человека, имеющего даже право
распоряжаться в доме.
- Свечей... конечно свечей... Феня, принеси ему свечку... Ну, нашел
время его привести! - воскликнула она опять, кивнув на Алешу, и, оборотясь к
зеркалу, быстро начала обеими руками вправлять свою косу. Она как будто была
недовольна.
- Аль не потрафил? - спросил Ракитин, мигом почти обидевшись.
- Испугал ты меня, Ракитка, вот что, - обернулась Грушенька с улыбкой к
Алеше. - Не бойся ты меня, голубчик Алеша, страх как я тебе рада, гость ты
мой неожиданный. А ты меня, Ракитка, испугал: я ведь думала, Митя ломится.
Видишь, я его давеча надула и с него честное слово взяла, чтобы мне верил, а
я налгала. Сказала ему, что к Кузьме Кузьмину, к старику моему, на весь
вечер уйду и буду с ним до ночи деньги считать. Я ведь каждую неделю к нему
ухожу на весь вечер счеты сводить. На замок запремся: он на счетах
постукивает, а я сижу - в книги вписываю - одной мне доверяет. Митя-то и
поверил, что я там, а я вот дома заперлась - сижу, одной вести жду. Как это
вас Феня впустила! Феня, Феня! беги к воротам, отвори и огляди кругом, нет
ли где капитана-то? Может спрятался и высматривает, смерть боюсь!
- Никого нет, Аграфена Александровна, сейчас кругом оглянула, я и в
щелку подхожу гляжу поминутно, сама в страхе-трепете.
- Ставни заперты ли, Феня, да занавес бы опустить - вот так! - Она сама
опустила тяжелые занавесы, - а то на огонь-то он как раз налетит. Мити,
братца твоего, Алеша, сегодня боюсь. - Грушенька говорила громко, хотя и в
тревоге, но и как будто в каком-то почти восторге.
- Почему так сегодня Митеньки боишься? - осведомился Ракитин, -
кажется, с ним не пуглива, по твоей дудке пляшет.
- Говорю тебе, вести жду, золотой одной такой весточки, так что