"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

Митеньки-то и не надо бы теперь вовсе. Да и не поверил он мне, это чувствую,
что я к Кузьме Кузьмичу пошла. Должно быть сидит теперь там у себя, у Федора
Павловича на задах в саду, меня сторожит. А коли там засел, значит сюда не
придет, тем и лучше! А ведь к Кузьме Кузьмичу я и впрямь сбегала, Митя же
меня и проводил, сказала до полночи просижу и чтоб он же меня беспременно
пришел в полночь домой проводить. Он ушел, а я минут десять у старика
посидела, да и опять сюда, ух боялась - бежала, чтоб его не повстречать.
- А разрядилась-то куда? Ишь ведь какой чепец на тебе любопытный?
- И уж какой же ты сам любопытный, Ракитин! Говорю тебе, такой одной
весточки жду. Придет весточка, вскочу - полечу, только вы меня здесь и
видели. Для того и разрядилась, чтоб готовой сидеть.
- А куда полетишь?
- Много знать будешь, скоро состаришься.
- Ишь ведь. Вся в радости... Никогда еще я тебя не видел такую.
Разоделась как на бал, - оглядывал ее Ракитин.
- Много ты в балах-то понимаешь.
- А ты много?
- Я-то видала бал. Третьего года Кузьма Кузьмич сына женил, так я с хор
смотрела. Что ж мне, Ракитка, с тобой что ли разговаривать, когда тут такой
князь стоит. Вот так гость! Алеша, голубчик, гляжу я на тебя и не верю;
господи, как это ты у меня появился! По правде тебе сказать, не ждала, не
гадала, да и прежде никогда тому не верила, чтобы ты мог придти. Хоть и не
та минутка теперь, а страх я тебе рада! Садись на диван, вот сюда, вот так,
месяц ты мой молодой. Право, я еще как будто и не соображусь... Эх ты,
Ракитка, если-бы ты его вчера, али третьего дня привел!.. Ну да рада и так.
Может и лучше, что теперь, под такую минуту, а не третьего дня...
Она резво подсела к Алеше на диван, с ним рядом, и глядела на него
решительно с восхищением. И действительно была рада, не лгала, говоря это.
Глаза ее горели, губы смеялись, но добродушно, весело смеялись. Алеша даже и
не ожидал от нее такого доброго выражения в лице... Он встречал ее до
вчерашнего дня мало, составил об ней устрашающее понятие, а вчера так
страшно был потрясен ее злобною и коварною выходкой против Катерины Ивановны
и был очень удивлен, что теперь вдруг увидал в ней совсем как бы иное и
неожиданное существо. И как ни был он придавлен своим собственным горем, но
глаза его невольно остановились на ней со вниманием. Все манеры ее как бы
изменились тоже со вчерашнего дня совсем к лучшему: не было этой вчерашней
слащавости в выговоре почти вовсе, этих изнеженных и манерных движений...
все было просто, простодушно, движения ее были скорые, прямые, доверчивые,
но была она очень возбуждена.
- Господи, экие все вещи сегодня сбываются, право, - залепетала она
опять. - И чего я тебе так рада, Алеша, сама не знаю. Вот спроси, а я не
знаю.
- Ну уж и не знаешь, чему рада? - усмехнулся Ракитин. - Прежде-то
зачем-нибудь приставала же ко мне: приведи да приведи его, имела же цель.
- Прежде-то я другую цель имела, а теперь то прошло, не такая минута.
Потчевать я вас стану, вот что. Я теперь подобрела, Ракитка. Да садись и ты,
Ракитка, чего стоишь? Аль ты уж сел? Небось Ракитушка себя не забудет. Вот
он теперь, Алеша, сидит там против нас, да и обижается: зачем это я его
прежде тебя не пригласила садиться. Ух обидчив у меня Ракитка, обидчив! -
засмеялась Грушенька. - Не злись, Ракитка, ныне я добрая. Да чего ты грустен