"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

- Долго рассказывать, да и довольно с тебя.
- То-то Митенька-то теперь, - уй, уй! Он-то знает, аль не знает?
- Чего знает! Совсем не знает! Кабы узнал, так убил бы. Да я этого
теперь совсем не боюсь, не боюсь я теперь его ножа. Молчи, Ракитка, не
поминай мне о Дмитрии Федоровиче: сердце он мне все размозжил. Да не хочу я
ни о чем об этом в эту минуту и думать. Вот об Алешечке могу думать, я на
Алешечку гляжу... Да усмехнись ты на меня, голубчик, развеселись, на
глупость-то мою, на радость-то мою усмехнись... А ведь улыбнулся, улыбнулся!
Ишь ласково как смотрит. Я, знаешь, Алеша, все думала, что ты на меня
сердишься за третьеводнишнее, за барышню-то. Собака я была, вот что...
Только все-таки хорошо оно, что так произошло. И дурно оно было и хорошо оно
было, - вдумчиво усмехнулась вдруг Грушенька, и какая-то жестокая черточка
мелькнула вдруг в ее усмешке. - Митя сказывал, что кричала: "Плетьми ее
надо!" Разобидела я тогда ее уж очень. Зазвала меня, победить хотела,
шоколатом своим обольстить... Нет, оно хорошо, что так произошло, -
усмехнулась она опять. - Да вот боюсь все, что ты осердился...
- А ведь и впрямь, - с серьезным удивлением ввернул вдруг Ракитин. -
Ведь она тебя, Алеша, в самом деле боится, цыпленка этакого.
- Это для тебя, Ракитка, он цыпленок, вот что... потому что у тебя
совести нет, вот что! Я, видишь, я люблю его душой, вот что! Веришь, Алеша,
что я люблю тебя всею душой?
- Ах ты, бесстыдница! Это она в любви тебе, Алексей, объясняется!
- А что ж, и люблю.
- А офицер? А весточка золотая из Мокрого?
- То одно, а это другое.
- Вот как по-бабьему выходит!
- Не зли меня, Ракитка, - горячо подхватила Грушенька, - то одно, а это
другое. Я Алешу по-иному люблю. Правда, Алеша, была у меня на тебя мысль
хитрая прежде. Да ведь я низкая, я ведь неистовая, ну, а в другую минуту я,
бывало, Алеша, на тебя как на совесть мою смотрю. Все думаю: "ведь уж как
такой меня скверную презирать теперь должен". И третьего дня это думала, как
от барышни сюда бежала. Давно я тебя заметила так, Алеша, и Митя знает, ему
говорила. Вот Митя так понимает. Веришь ли, иной раз, право, Алеша, смотрю
на тебя и стыжусь, всее себя стыжусь... И как это я об тебе думать стала и с
которых пор, не знаю и не помню...
Вошла Феня и поставила на стол поднос, на нем откупоренную бутылку и
три налитые бокала.
- Шампанское принесли! - прокричал Ракитин, - возбуждена ты, Аграфена
Александровна, и вне себя. Бокал выпьешь, танцевать пойдешь. Э-эх; и того не
сумели сделать, - прибавил он, разглядывая шампанское. - В кухне старуха
разлила, и бутылку без пробки принесли, и теплое. Ну давай хоть так...
Он подошел к столу, взял бокал, выпил залпом и налил себе другой.
- На шампанское-то не часто нарвешься. - проговорил он облизываясь, -
нутка, Алеша, бери бокал, покажи себя. За что же нам пить? за райские двери?
Бери, Груша, бокал, пей и ты за райские двери.
- За какие это райские двери?
Она взяла бокал. Алеша взял свой, отпил глоток и поставил бокал назад.
- Нет, уж лучше не надо! - улыбнулся он тихо.
- А хвалился! - крикнул Ракитин.
- Ну и я, коли так, не буду, - подхватила Грушенька, - да и не хочется.