"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

Пей, Ракитка, один всю бутылку. Выпьет Алеша, и я тогда выпью.
- Телячьи нежности пошли! - поддразнил Ракитин. - А сама на коленках у
него сидит! У него, положим, горе, а у тебя что? Он против бога своего
взбунтовался, колбасу собирался жрать...
- Что так?
- Старец его помер сегодня, старец Зосима, святой.
- Так умер старец Зосима! - воскликнула Грушенька, - господи, а я того
и не знала! - Она набожно перекрестилась. - Господи, да что же я, а я-то у
него на коленках теперь сижу! - вскинулась она вдруг как в испуге, мигом
соскочила с колен и пересела на диван. Алеша длинно с удивлением поглядел на
нее, и на лице его как будто что засветилось.
- Ракитин, - проговорил он вдруг громко и твердо, - не дразни ты меня,
что я против бога моего взбунтовался. Не хочу я злобы против тебя иметь, а
потому будь и ты добрее. Я потерял такое сокровище, какого ты никогда не
имел, и ты теперь не можешь судить меня. Посмотри лучше сюда на нее: видел,
как она меня пощадила? Я шел сюда злую душу найти - так влекло меня самого к
тому, потому что я был подл и зол, а нашел сестру искреннюю, нашел сокровище
- душу любящую... Она сейчас пощадила меня... Аграфена Александровна. я про
тебя говорю. Ты мою душу сейчас восстановила.
У Алеши затряслись губы и стеснилось дыхание. Он остановился.
- Будто уж так и спасла тебя! - засмеялся Ракитин злобно. - А ода тебя
проглотить хотела, знаешь ты это?
- Стой, Ракитка! - вскочила вдруг Грушенька, - молчите вы оба. Теперь я
все скажу: ты, Алеша, молчи, потому что от твоих таких слов меня стыд берет,
потому что я злая, а не добрая, - вот я какая. А ты, Ракитка, молчи потому,
что ты лжешь. Была такая подлая мысль, что хотела его проглотить, а теперь
ты лжешь, теперь вовсе не то... и чтоб я тебя больше совсем не слыхала,
Ракитка! - Все это Грушенька проговорила с необыкновенным волнением.
- Ишь ведь оба бесятся! - прошипел Ракитин, с удивлением рассматривая
их обоих, - как помешанные, точно я в сумасшедший дом попал. Расслабели
обоюдно, плакать сейчас начнут!
- И начну плакать, и начну плакать! - приговаривала Грушенька, - он
меня сестрой своей назвал, и я никогда того впредь не забуду! Только вот
что, Ракитка, я хоть и злая, а все-таки я луковку подала.
- Каку таку луковку? Фу, чорт, да и впрямь помешались! Ракитин
удивлялся на их восторженность и обидчиво злился, хотя и мог бы сообразить,
что у обоих как раз сошлось все, что могло потрясти их души так, как
случается это не часто в жизни. Но Ракитин, умевший весьма чувствительно
понимать все, что касалось его самого, был очень груб в понимании чувств и
ощущений ближних своих, - отчасти по молодой неопытности своей, а отчасти и
по великому своему эгоизму.
- Видишь, Алешечка, - нервно рассмеялась вдруг Грушенька, обращаясь к
нему. - это я Ракитке похвалилась, что луковку подала, а тебе не похвалюсь,
я тебе с иной целью это скажу. Это только басня, но она хорошая басня, я ее,
еще дитей была, от моей Матрены, что теперь у меня в кухарках служит,
слышала. Видишь, как это: "Жила-была одна баба злющая-презлющая, и померла.
И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в
огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да и думает: какую бы мне такую
добродетель ее припомнить, чтобы богу сказать. Вспомнил и говорит богу: она,
говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему бог: