"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

incognito, так чтоб уж никто не знал об них вовсе, ни здесь, ни там и нигде.
Тогда, о тогда начнется тотчас же совсем новая жизнь! Об этой другой,
обновленной и уже "добродетельной" жизни ("непременно, непременно
добродетельной") он мечтал поминутно и исступленно. Он жаждал этого
воскресения и обновления. Гнусный омут, в котором он завяз сам своею волей,
слишком тяготил его, и он, как и очень многие в таких случаях, всего более
верил в перемену места: только бы не эти люди, только бы не эти
обстоятельства, только бы улететь из этого проклятого места и - все
возродится, пойдет по-новому! Вот во что он верил и по чем томился.
Но это было лишь в случае первого, счастливого решения вопроса. Было и
другое решение, представлялся и другой, но ужасный уже исход. Вдруг она
скажет ему: "ступай, я порешила сейчас с Федором Павловичем, и выхожу за
него замуж, а тебя не надо" - и тогда... но тогда... Митя впрочем не знал,
что будет тогда, до самого последнего часу не знал, в этом надо его
оправдать. Намерений определенных у него не было, преступление обдумано не
было. Он только следил, шпионил и мучился, но готовился все-таки лишь к
первому счастливому исходу судьбы своей. Даже отгонял всякую другую мысль.
Но здесь уже начиналась совсем другая мука, вставало одно совсем новое и
постороннее, но тоже роковое и неразрешимое обстоятельство.
Именно, в случае, если она скажет ему: "я твоя, увези меня", то как он
ее увезет? Где у него на то средства, деньги? У него как раз к этому сроку
иссякли все до сих пор не прерывавшиеся в продолжение стольких лет его
доходы от подачек Федора Павловича. Конечно, у Грушеньки были деньги, но в
Мите на этот счет вдруг оказалась страшная гордость: он хотел увезти ее сам
и начать с ней новую жизнь на свои средства, а не на ее; он вообразить даже
не мог, что возьмет у нее ее деньги, и страдал от этой мысли до мучительного
отвращения. Не распространяюсь здесь об этом факте, не анализую его, а лишь
отмечаю: таков был склад души его в ту минуту. Могло все это происходить
косвенно и как бы бессознательно даже от тайных мук его совести за воровски
присвоенные им деньги Катерины Ивановны: "пред одной подлец и пред другой
тотчас же выйду опять подлец", думал он тогда, как сам потом признавался:
"да Грушенька коли узнает, так и сама не захочет такого подлеца". Итак, где
же взять средства, где взять эти роковые деньги? Иначе все пропадет и ничего
не состоится, "и единственно потому, что не хватило денег, о позор!"
Забегаю вперед: то-то и есть, что он может быть и знал, где достать эти
деньги, знал может быть, где и лежат они. Подробнее на этот раз ничего не
скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него
беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то
средства, чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить
три тысячи Катерине Ивановне - иначе "я карманный вор, я подлец, а новую
жизнь я не хочу начинать подлецом", решил Митя, а потому решил перевернуть
весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне
во что бы то ни стало и прежде всего. Окончательный процесс этого решения
произошел с ним так-сказать в самые последние часы его жизни, именно с
последнего свидания с Алешей, два дня тому назад вечером, на дороге, после
того, как Грушенька оскорбила Катерину Ивановну, а Митя, выслушав рассказ о
том от Алеши, сознался, что он подлец, и велел передать это Катерине
Ивановне, "если это может сколько-нибудь ее облегчить". Тогда же, в ту ночь,
расставшись с братом, почувствовал он в исступлении своем, что лучше даже
"убить и ограбить кого-нибудь, но долг Кате возвратить". "Пусть уж лучше я