"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

случилось. Пан вошел в залу и театрально встал пред Грушенькой.
- Пани Агриппина, естем до живего доткнентным! - воскликнул было он, но
Грушенька как бы вдруг потеряла всякое терпение, точно тронули ее по самому
больному месту.
- По-русски, говори по-русски, чтобы ни одного слова польского не было!
- закричала она на него. - Говорил же прежде по-русски, неужели забыл в пять
лет! - Она вся покраснела от гнева.
- Пани Агриппина...
- Я Аграфена, я Грушенька, говори по-русски или слушать не хочу! - Пан
запыхтел от гонора и, ломая русскую речь, быстро и напыщенно произнес:
- Пани Аграфена, я пшиехал забыть старое и простить его, забыть, что
было допрежь сегодня...
- Как простить? Это меня-то ты приехал простить? - перебила Грушенька и
вскочила с места.
- Так есть, пани (точно так, пани), я не малодушны, я великодушны. Но я
былем здзивены (был удивлен), когда видел твоих любовников. Пан Митя в том
покое давал мне тржи тысенцы, чтоб я отбыл. Я плюнул пану в физию.
- Как? Он тебе деньги за меня давал? - истерически вскричала Грушенька.
- Правда, Митя? Да как ты смел! Разве я продажная?
- Пане, пане, - возопил Митя, - она чиста и сияет, и никогда я не был
ее любовником! Это ты соврал...
- Как смеешь ты меня пред ним защищать. - вопила Грушенька, - не из
добродетели я чиста была и не потому что Кузьмы боялась, а чтобы пред ним
гордой быть и чтобы право иметь ему подлеца сказать, когда встречу. Да
неужто ж он с тебя денег не взял?
- Да брал же, брал! - воскликнул Митя, - да только все три тысячи разом
захотел, а я всего семьсот задатку давал.
- Ну и понятно: прослышал, что у меня деньги есть, а потому и приехал
венчаться!
- Пани Агриппина, - закричал пан, - я рыцарь, я шляхтич, а не лайдак! Я
пшибыл взять тебя в супругу, а вижу нову пани, не ту, что прежде, а упарту и
без встыду (своенравную и бесстыдную).
- А и убирайся откуда приехал! Велю тебя сейчас прогнать и прогонят! -
крикнула в исступлении Грушенька. - Дура, дура была я, что пять лет себя
мучила! Да и не за него себя мучила вовсе, я со злобы себя мучила! Да и не
он это вовсе! Разве он был такой? Это отец его какой-то! Это где ты парик-то
себе заказал? Тот был сокол, а это селезень. Тот смеялся и мне песни пел...
А я-то, я-то пять лет слезами заливалась, проклятая я дура, низкая я,
бесстыжая!
Она упала на свое кресло и закрыла лицо ладонями. В эту минуту вдруг
раздался в соседней комнате слева хор собравшихся наконец Мокринских девок,
- залихватская плясовая песня.
- То есть содом! - взревел вдруг пан Врублевский. - Хозяин, прогони
бесстыжих!
Хозяин, который давно уже с любопытством заглядывал в дверь, слыша крик
и чуя, что гости перессорились, тотчас явился в комнату.
- Ты чего кричишь, глотку рвешь? - обратился он к Врублевскому с
какою-то непонятною даже невежливостью.
- Скотина! - заорал было пан Врублевский.
- Скотина? А ты в какие карты сейчас играл? Я подал тебе колоду, а ты