"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

- Над ним заутра "Помощника и покровителя" станут петь - канон
преславный, а надо мною, когда подохну, всего-то лишь "Кая житейская
сладость" - стихирчик малый [при выносе тела (из келии в церковь и после
отпевания, из церкви на кладбище) монаха и схимонаха, поются стихиры: "Кая
житейская сладость..." Если же почивший был иеросхимонахом, то поют канон:
"Помощник и покровитель..."], - проговорил он слезно и сожалительно. -
Возгордились и вознеслись, пусто место сие! - завопил он вдруг как безумный
и, махнув рукой, быстро повернулся и быстро сошел по ступенькам с крылечка
вниз. Ожидавшая внизу толпа заколебалась; иные пошли за ним тотчас же, но
иные замедлили, ибо келья все еще была отперта, а отец Паисий, выйдя вслед
за отцом Ферапонтом на крылечко, стоя наблюдал. Но расходившийся старик еще
не окончил всего: отойдя шагов двадцать, он вдруг обратился в сторону
заходящего солнца, воздел над собою обе руки и, - как бы кто подкосил его, -
рухнулся на землю с превеликим криком:
- Мой господь победил! Христос победил заходящу солнцу! - неистово
прокричал он, воздевая к солнцу руки и пав лицом ниц на землю, зарыдал в
голос как малое дитя, весь сотрясаясь от слез своих и распростирая по земле
руки. Тут уж все бросились к нему, раздались восклицания, ответное
рыдание... Исступление какое-то всех обуяло.
- Вот кто свят! вот кто праведен! - раздавались возгласы уже не
боязненно, - вот кому в старцах сидеть, - прибавляли другие уже озлобленно.
- Не сядет он в старцах... Сам отвергнет... не послужит проклятому
новшеству... не станет ихним дурачествам подражать, - тотчас же подхватили
другие голоса, и до чего бы это дошло, трудно и представить себе, но как-раз
ударил в ту минуту колокол, призывая к службе. Все вдруг стали креститься.
Поднялся и отец Ферапонт и, ограждая себя крестным знамением, пошел к своей
келье не оглядываясь, все еще продолжая восклицать, но уже нечто совсем
несвязное. За ним потекли было некоторые, в малом числе, но большинство
стало расходиться, поспешая к службе. Отец Паисий передал чтение отцу Иосифу
и сошел вниз. Исступленными кликами изуверов он поколебаться не мог, но
сердце его вдруг загрустило и затосковало о чем-то особливо, и он
почувствовал это. Он остановился и вдруг спросил себя: "Отчего сия грусть
моя даже до упадка духа?" и с удивлением постиг тотчас же, что сия внезапная
грусть его происходит повидимому от самой малой и особливой причины: дело в
том, что в толпе, теснившейся сейчас у входа в келью, заприметил он между
прочими волнующимися и Алешу, и вспомнил он, что, увидав его, тотчас же
почувствовал тогда в сердце своем как бы некую боль. "Да неужто же сей
младый столь много значит ныне в сердце моем?" вдруг с удивлением вопросил
он себя. В эту минуту Алеша как раз проходил мимо него, как бы поспешая
куда-то, но не в сторону храма. Взоры их встретились. Алеша быстро отвел
свои глаза и опустил их в землю, и уже по одному виду юноши отец Паисий
догадался, какая в минуту сию происходит в нем сильная перемена.
- Или и ты соблазнился? - воскликнул вдруг отец Паисий, - да неужто же
и ты с маловерными! - прибавил он горестно.
Алеша остановился и как-то неопределенно взглянул на отца Паисия, но
снова быстро отвел глаза и снова опустил их к земле. Стоял же боком и не
повернулся лицом к вопрошавшему. Отец Паисий наблюдал внимательно.
- Куда же поспешаешь? К службе благовестят, - вопросил он вновь, но
Алеша опять ответа не дал.
- Али из скита уходишь? Как же не спросясь-то, не благословясь?