"Ф.М.Достоевский. Кроткая (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

любить. Случай же в полку был хоть и следствием нелюбви ко мне, но без
сомнения носил случайный характер. Я к тому это, что нет ничего обиднее и
несноснее, как погибнуть от случая, который мог быть и не быть, от
несчастного скопления обстоятельств, которые могли пройти мимо, как облака.
Для интеллигентного существа унизительно. Случай был следующий.
В антракте, в театре, я вышел в буфет. Гусар А-в, вдруг войдя, громко
при всех бывших тут офицерах и публике заговорил с двумя своими же гусарами
об том, что в коридоре капитан нашего полка Безумцев сейчас только наделал
скандалу "и, кажется, пьяный". Разговор не завязался, да и была ошибка,
потому что капитан Безумцев пьян не был и скандал был, собственно, не
скандал. Гусары заговорили о другом, тем и кончилось, но назавтра анекдот
проник в наш полк, и тотчас же у нас заговорили, что в буфете из нашего
полка был только я один и когда гусар А-в дерзко отнесся о капитане
Безумцеве, то я не подошел к А-ву и не остановил его замечанием. Но с какой
же бы стати? Если он имел зуб на Безумцева, то дело это было их личное, и
мне чего ж ввязываться? Между тем офицеры начали находить, что дело было не
личное, а касалось и полка, а так как офицеров нашего полка тут был только
я, то тем и доказал всем бывшим в буфете офицерам и публике, что в полку
нашем могут быть офицеры, не столь щекотливые насчет чести своей и полка. Я
не мог согласиться с таким определением. Мне дали знать, что я могу еще всё
поправить, если даже и теперь, хотя и поздно, захочу формально объясниться с
А-м. Я этого не захотел и так как был раздражен, то отказался с гордостью.
Затем тотчас же подал в отставку, - вот вся история. Я вышел гордый, но
разбитый духом. Я упал волей и умом. Тут как раз подошло, что сестрин муж в
Москве промотал наше маленькое состояние и мою в нем часть, крошечную часть,
но я остался без гроша на улице. Я бы мог взять частную службу, но я не
взял: после блестящего мундира я не мог пойти куда-нибудь на железную
дорогу. Итак - стыд так стыд, позор так позор, падение так падение, и чем
хуже, тем лучше, - вот что я выбрал. Тут три года мрачных воспоминаний и
даже дом Вяземского. Полтора года назад умерла в Москве богатая старуха, моя
крестная мать, и неожиданно, в числе прочих, оставила и мне по завещанию три
тысячи. Я подумал и тогда же решил судьбу свою. Я решился на кассу ссуд, не
прося у людей прощения: деньги, затем угол и - новая жизнь вдали от прежних
воспоминаний, - вот план. Тем не менее мрачное прошлое и навеки испорченная
репутация моей чести томили меня каждый час, каждую минуту. Но тут я
женился. Случайно или нет - не знаю. Но вводя ее в дом, я думал, что ввожу
друга, мне же слишком был надобен друг. Но я видел ясно, что друга надо было
приготовить, доделать и даже победить. И мог ли я что-нибудь объяснить так
сразу этой шестнадцатилетней и предубежденной? Например, как мог бы я, без
случайной помощи происшедшей страшной катастрофы с револьвером, уверить ее,
что я не трус и что меня обвинили в полку как труса несправедливо? Но
катастрофа подоспела кстати. Выдержав револьвер, я отмстил всему моему
мрачному прошедшему. И хоть никто про то не узнал, но узнала она, а это было
всё для меня, потому что она сама была всё для меня, вся надежда моего
будущего в мечтах моих! Она была единственным человеком, которого я готовил
себе, а другого и не надо было, - и вот она всё узнала; она узнала по
крайней мере, что несправедливо поспешила присоединиться к врагам моим. Эта
мысль восхищала меня. В глазах ее я уже не мог быть подлецом, а разве лишь
странным человеком, но и эта мысль теперь, после всего, что произошло, мне
вовсе не так не нравилась: странность не порок, напротив, иногда завлекает