"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4" - читать интересную книгу автора

К преподавателям я относился с любопытством, но без должного уважения.
Вряд ли кто-то из них меня запомнил. Хотя однажды латинист Бобович спросил
перед началом занятий:
- А где Далматов?
- На соревнованиях, - ответил мой друг Эля Баскин. (За час до этого мы
с ним расстались возле пивного бара.)
- Какой же вид спорта предпочел этот довольно бездарный молодой
человек?
- Далматов - известный боксер.
- Вот как, - задумчиво протянул Бобович, - странно. Очень странно...
Ведь он совершенно не знает латыни.

Короче, я пропускал одну лекцию за другой. Лучше всего, таким образом,
мне запомнились университетские коридоры. Я помню тесноту около доски с
расписаниями. Запах тающего снега в раздевалке. Факультетскую стенгазету
напротив двери. Следы бесчисленных кнопок на ее загибающихся уголках.
Отполированные до блеска скамьи возле фотолаборатории.

Примерно к двенадцати здесь собираются окрестные лентяи. Мы говорим о
литературе и разглядываем пробегающих мимо девиц.
У нас есть свобода и молодость. А свобода плюс молодость вроде бы и
называется любовью.

Помню ожидание любви. Буквально каждую секунду я чего-то жду. Как в
аэропорту, где ты поджидаешь незнакомого человека. Держишься на виду, чтобы
он мог подойти и сказать: "Это я".
Я знал, что скоро и у меня будет девушка в кожаной юбке...

Вот приближается Гага Смирнов, лет через десять женившийся на
француженке. Вот Миша Захаров, который сейчас чуть ли не директор
издательства. Арик Батист, тогда еще писавший романтические стихи. Лева
Балиев, не помышлявший в те годы о дипломатической карьере. Будущий
взяточник, заключенный и деклассированная личность - Клейн. Женя Рябов с
красивой девушкой и неизменной магниевой вспышкой. (Я совершенно убежден,
что можно покорить любую женщину, без конца фотографируя ее.)

Я понимаю, что Рябов здесь лишний. Он чересчур суетлив для победителя.
А девушка слишком высокая. Ей не должны импонировать люди, рядом с которыми
это бросается в глаза.
Она высокая, стройная. Голубая импортная кофточка открывает шею. Тени
лежат возле хрупких ключиц.

Я протянул руку, назвал свое имя. Она сказала: "Тася".
И тотчас же выстрелила знаменитая ленинградская пушка. Как будто
прозвучал невидимый восклицательный знак. Или заработал таинственный
хронометр.
Так началась моя погибель.

Ресторан "Дельфин" чуть заметно покачивался у гранитной стены. Видны
были клетчатые занавески на окнах.