"Билл Драммонд. Дурная мудрость " - читать интересную книгу автора

пирог с раковым мясом и все такое. Но все равно делать нечего. Выбираем,
чего заказать из жрачки. Ну, и выпить, естественно: водка, пиво, вино.
Интересно, а почему "У Оскара"? В честь Оскала Уайльда? Оскар - не
самое распространенное финское имя, и ни каджунское тоже, если принять во
внимание луизианские блюда в меню. В зале играет музыка: "Doors". Большой
Джим бормочет что-то насчет прорваться насквозь, на другую сторону. Да,
"Дорзы", они такие: сколько бы ты ни твердил себе, что ты их ненавидишь, они
все равно продолжают упорно держаться в твоей личной Лучшей Десятке
рок-групп всех времен и народов.
А наши с Z души просят "Иммигрантской песни" Led Zeppelin, так что мы
забираемся с ногами на стулья и самозабвенное поем рискуя сорвать голос:
- "Они пришли из страны льда и снега, под полуночным солнцем, под песню
горячих ключей". - Исполнение завершается истошным воплем, классическим
выкриком Роберта Планта.
Разумеется, мы рассказываем Улле и Мулле про цель и смысл нашего
паломничества на Север, про звезду, что указывает нам путь, про младенца
Иисуса; про Будду, который сидит у себя под деревом, про наши дзенские палки
и про икону Элвиса. И тут до меня вдруг доходит, что у нас есть проблема,
вернее, пока еще нет, но будет: в моем представлении мы действительно едем
на Северный полюс, но Z все повторяет, что мы прибьем нашу икону Элвиса к
дереву и сфотографируемся перед ней - трое бесстрашных парней, устремленных
на Север. Он даже шутит, что можно вообще никуда не ехать: провести пять
дней в Хельсинки, а потом сделать вид, что мы были на Северном полюсе...
великая сила воображения и все такое.
Что-то я не врубаюсь. Мы же договорились, что вечером мы выезжаем в
Рованиеми. Мы и билеты уже купили. Ну а дальше все просто. Завтра утром мы
прибываем в столицу Лапландии, берем в прокате машину и едем на север, на
север, на север - до самого Северного-Ледовитого океана. Океан уже должен
замерзнуть, а бензина у нас - полный бак, и мы едем дальше. По замерзшему
океану. У Гимпо есть компас, так что мы не собьемся с пути. И будем ехать,
пока хватит бензина. А когда он закончится, бросим машину и пойдем пешком.
Мы будем идти, и идти, и идти - пока не умрем.
Я так думаю, Z напрягает именно этот последний пункт. Кстати, я ничего
ему не говорил - ну, насчет героической смерти в сверкающих льдах, - но он,
наверное, почувствовал мой настрой и подспудную тягу к смерти; почувствовал
и испугался, что меня понесет, и я утащу за собой и их с Гимпо - в безумие и
дальше, в смерть. Или, может быть, он надеется, что я проникнусь его идеей
насчет прибить Элвиса к одинокой сосне в каком-нибудь дружественном финском
лесу - и это спасет всем нам жизнь.
Но вот в чем беда: если я верю во что-то одно, это не значит, что я не
могу верить и в прямо противоположное. Очень даже могу. И, как правило, так
и бывает. Я уверен, что в этом походе на Север нам нужно дойти до предела,
миновать точку невозвращения - и умереть ради нашего дела, чтобы доказать
всему миру, что это было такое дело, ради которого стоило умереть; но я
также уверен, что наши билеты на обратный рейс в Англию не пропадут, и в
воскресенье мы благополучно вернемся домой в Блайти. Я вот о чем: кто-нибудь
видел, чтобы медвежонок Руперт в начале очередного рискованного приключения
задавался вопросом, как он вернется потом в свой родимый Ореховый лес? Нет,
маленький Руперт смело топал навстречу таинственному неизвестному; но он,
как и мы, твердо знал, что в конце этой истории он непременно вернется