"Билл Драммонд. Дурная мудрость " - читать интересную книгу автора

равно я надеюсь, что мы потихонечку приближаемся к этой манящей вершине. Да,
может быть, я никогда до нее не дойду, но я хотя бы пытаюсь дойти.
В дверь стучат. Проводник. Мы прибываем в Рованиеми через пятнадцать
минут. Надо вставать - собираться. Прочь, тяга к самокопанию! Прочь,
сомнения к себе! Поезд уже тормозит. Все, приехали. Выбираемся из купе.
Кстати, уже перед самым выходом мы с Z завели разговор о членах. В
частности, мы говорили о том, что было бы классно разжиться таким теплым
нижнем бельем типа цельного комбинезона, которые носят ковбои в фильмах -
когда пьют кофе, поднявшись с постели, или когда раздеваются в будуаре в
борделе, где их, как правило, и пристреливают. Ну, ковбоев.

Мы сошли с поезда прямо в сугробы. Ощущение было сродни религиозному
экстазу: я как будто очистился и возродился в холодном снегу. Сухой воздух с
легким привкусом металла оседал в легких узорной изморозью. Свет падал под
углом в семьдесят градусов, и на землю ложились длинные золотистые тени;
небо одело нас розовым и желтовато-оранжевым; ветра не было вообще.
Ну да, разумеется. Мы были последними, кто вышел из поезда. Бля, эта
последняя фраза вызвала мощный прилив эмоций, и у меня в голове зазвучал
голос Тома Джонса: "Зеленая травка у дома". Это одна из тех песен, которая
вспоминается мне часто- часто, и я полностью отождествляю себя с ее главным
героем: я тоже сижу в камере смертников, и готовлюсь к великому
неизвестному, и вспоминаю счастливое детство, которое у меня было - или,
может быть, не было, - уже так давно. В Рованиеми нету зеленой травки. Но
зато есть ощущение, что мы покидаем привычный, знакомый мир и вступаем в
великое неизвестное.
Пока мы продирались сквозь хрусткий снег, я думал о пытках и
гестаповцах в длинных плащах из черной кожи. В общем, к билетной кассе я
подошел с мощной эрекцией.
Обратно - в здесь и сейчас. Конечная станция. Север встречает нас
скудным солнечным светом и снежинками в неподвижном холодном воздухе. Да, на
улице жуткий холод. Но холод радушный, незлой.
Мы проходим по свежему снегу к зданию вокзала, низенькому строению из
серого бетона, и стоим там в тепле - соображаем, что делать дальше... Гимпо
ноет, что у него вся башка в синяках и шишках, после вчерашних подвигов с
дзенской палкой. Он заказал нам машину в прокате через своего лондонского
турагента. Мы находим нужный нам адрес на карте города, что висит на стене у
билетных касс, и выходим из здания вокзала в город, засыпанный снегом.
Переходим пустое шоссе, проходим мимо доисторического паровоза,
выставленного на всеобщее обозрение в качестве культурно-исторической
реликвии. Где-то через полмили набредаем на придорожную закусочную для
дальнобойщиков, где мы сейчас и сидим, грея замерзшие руки о чашки с чаем и
горестно возмущаясь, что здесь у них не подают горячие завтраки.
На перроне нас уже дожидалась группа лапландских школьниц в
национальных костюмах: в дурацких шляпах, похожих на люстру с четырьмя
рожками, в унтах, подбитых оленьим мехом, ну, и все прочее. Как положено. У
них были с собой сигареты, и водка в бутылках с хорошо различимым
пятиугольником на этикетке, и огромный плакат с надписью: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ,
ДЗЕН-МАСТЕРА.
Очень красивая и очень взволнованная старшеклассница бросилась нам
навстречу. Медный запах ее менструальной крови разлился в морозном воздухе,