"Юрий Дружников. Диалог: от "Бесов" до "Ангелов" (Беседа с критиком В.Свирским)" - читать интересную книгу автора

дерьме. Кто-то отважился выйти на Красную площадь. Кто-то поднял свою планку
протеста в литературе. Сегодняшнему российскому читателю важно примерить
себя к тогдашнему состоянию писателя, если читатель одного возраста с ним.
Или, если он молод, попытаться понять своих отцов.
Ю.Д. Думаю, истоки были прозаичней. Семь лет я проработал в московской
газете. Одни журналисты делали стремительную карьеру, другие пьянствовали
прямо в редакции. Я стремился описать технологию сотворения великой лжи,
дьявольскую кухню, тайны кремлевского двора, куда мне довелось заглядывать.
После Чехословакии 68-го в Москве стали давить интеллигенцию, литературу,
печать, искусство, театр, - испугались, что возможен рецидив. Мы тогда
много говорили, что предстоят тяжелые годы не только для чехов, но и для
всего "лагеря".
Сейчас это забылось, но признаем очевидный факт: власть тогда победила,
рецидив отодвинулся на двадцать лет - на целое поколение! Россия, все мы
потеряли двадцать лет свободы, культуры, цивилизации, жили в норах, как
крысы, по выражению генерала Григоренко. Как это получилось, почему?
Думалось, если не напишу, забудется, уйдет. Собирание правды по крупицам
вдруг стало важней всего в жизни.
В.С. Эта раскованность пугала некоторых первых читателей рукописи.
Ю.Д. В России пугает редакторов и сейчас. Советовали смягчить, убрать
сексуальные сцены. Но задача жизни моей была точно отразить время
завинчивания последних гаек. Отсюда и определение временных рамок романа: 23
февраля - 30 апреля 1969 года: 67 дней московской духовной, журналистской,
цековской, кагебешной, обывательской жизни, политической и интимной, внешней
и подводной, даже с элементами психоанализа, словом, все, что удалось
запечатлеть летописцу. Эти 67 дней чрезвычайно важны для русской и всемирной
истории: с них началась двадцатилетняя агония многоголового змея. Период
этот до сих пор недооценивается ни западными, ни, тем более, российскими
историками и политологами.
В.С. Чешские события пронизывают весь роман, даже если не упоминаются.
Они - лакмусовая бумажка порядочности, человечности, сопротивляемости
обволакивающему злу. В "Ангелах на кончике иглы" ощущается не только конец
надежд на либерализацию сверху, но и конец целого периода в жизни общества,
начало новой эры - эры маразма. Именно тогда верхи почти открыто стали
проповедовать принцип "После нас - хоть потоп". На их век, считали, хватит
и казны государственной, и диссидентов для обмена, и нефти, и народного
безмолвия. Ложь стала откровенной, циничной. Нас ничем не удивишь, но в
"Ангелах" раскрываются такие детали изготовления печатной лжи, что...
Ю.Д. Не сказал бы, что в брежневское время ложь стала откровеннее и
циничней. Не знаю, удалось ли, но я хотел показать, что ложь была в основе
того, что родилось в октябре 1917-го. Ложью были пропитаны первые слова
новой структуры. Обещали мир - дали четыре года кровавой гражданской войны.
Обещали хлеб и землю - отобрали последнее. Кто был ничем и кто был всем -
стали одинаковыми рабами.
В.С. До Октября лгали, чтобы захватить власть, после - чтобы ее
удержать. Вспоминаются слова Шаляпина о "сквозной лживости во всем".
"Ангелы" - это роман о великой лжи. Все врут всем: родители детям, дети
родителям, мужья и жены - друг другу, также начальники и подчиненные. Врут
учителя и учебники. Целые академические институты, кафедры общественных наук
в тысячах вузов созданы специально, чтобы обосновывать и распространять