"Дафна Дю Морье. На грани" - читать интересную книгу автора

И, снова обернувшись к зеркалу, откинула голову, сняла бумажной
салфеточкой излишки помады с губ.
Из кухни показалась сиделка. Без форменного платья - в спортивной
куртке, взятой у Шейлы для прогулки, - она выглядела непривычно, да и
волосы, всегда тщательно уложенные, были растрепаны.
- Какой изумительный день! - заверещала она. - Я совершила целый поход
по полям. Дул такой приятный ветерок. В полях не осталось ни одной паутинки.
Да, выпьем чаю. Непременно чаю. Ну как там мой больной?
Они живут в прошлом, подумала Шейла, во временном отрезке, которого уже
нет. Сиделке вряд ли полезут в горло овсяные оладьи с маслом, которые она,
нагуляв аппетит, заранее смакует, а на маму из зеркала, когда она глянет
туда чуть спустя, будет смотреть постаревшее, осунувшееся лицо под
взгроможденной башней прически. И словно обрушившееся на Шейлу горе
обострило ее способность заглядывать вперед, она уже видела сиделку у
постели очередного больного, капризного хроника, полной противоположности ее
отцу, любившему розыгрыши и шутку, а свою мать, как подобает при трауре, в
черном и белом (только черное, мама, конечно, сочтет слишком мрачным) за
письмами в ответ на соболезнования - в первую очередь тем, кто поважнее.
И тут обе заметили ее над лестницей, наверху.
- Он умер, - сказала Шейла.
Запрокинутые лица, уставившиеся на нее глаза с выражением "этого не
может быть", - то же выражение, какое она прочла на лице отца, только без
ужаса, без обвинения, и, когда сиделка, опомнившаяся первой, взбежала по
лестнице и промчалась мимо, Шейла увидела, как лицо ее матери, ухоженное и
все еще миловидное, словно развалилось, распалось, точно гуттаперчевая
маска.
Тебе не в чем себя винить. Ничего такого ты сделать не могла. Это было
неизбежно; раньше или позже... Но почему все-таки раньше, а не позже, думала
Шейла, потому что, когда умирает отец, остается столько невысказанного. Ведь
знай я, что в этот последний час, когда мы сидели вдвоем, смеясь и болтая о
всякой ерунде, к его сердцу, словно готовая взорваться бомба с часовым
механизмом, подбирается тромб, я вела бы себя совсем иначе - прижалась бы к
нему, обняла, поблагодарила бы, по крайней мере, за девятнадцать лет любви и
счастья. А так - перескакивала с фотографии на фотографию, потешаясь над
устаревшими модами, позевывая украдкой, а он, почувствовав, что мне скучно,
уронил альбом и пробормотал:
- Не хлопочи вокруг меня, доченька, я немного подремлю.
Все мы, оказавшись лицом к лицу со смертью, чувствуем одно и то же,
сказала ей сестра: могли бы сделать больше, да не сделали. Вначале,
практиканткой, я просто места себе не находила. А родственникам в таких
случаях еще хуже. Вы пережили огромное потрясение, но надо взять себя в руки
ради вашей мамочки... Ради моей мамочки? Мамочка не имела бы ничего против,
если бы я тут же куда-нибудь испарилась, чуть было не ответила Шейла. Потому
что тогда все внимание, все сочувствие досталось бы ей одной и все говорили
бы, как хорошо она держится, а так, пока я в доме, сочувствие будут делить
на двоих. Даже доктор Дрей, когда он наконец прибыл вслед за своим
ассистентом, потрепал по плечу меня, минуя мамочку, и сказал: "Он очень
гордился вами, деточка, и всегда мне это говорил". Да, смерть, решила про
себя Шейла, заставляет людей говорить друг другу добрые слова, какие в
другое время и не подумали бы сказать... "Разрешите, я сбегаю за вас