"Дафна Дю Морье. Синие линзы" - читать интересную книгу авторадолгожданный день и во время вечернего визита хирург сказал: "Завтра я
поставлю вам линзы", изумление пересилило радость. Мада Уэст не могла промолвить ни слова, и врач вышел, прежде чем она успела его поблагодарить. Неужели это правда и ее агония окончилась? Мада позволила себе один-единственный, последний пробный шар, когда дневная сиделка уходила с дежурства. "К ним надо будет привыкнуть, да? И сперва будет немного больно?" - утверждение в форме беспечного вопроса. Но голос женщины, ухаживавшей за ней в течение стольких тягостных дней, ответил: "Вы даже не почувствуете их, миссис Уэст". Ее спокойный, приветливый голос, то, как она перекладывала подушки и подносила стакан к вашим губам, легкий запах французского папоротникового мыла, которое она всегда употребляла, - все это внушало доверие, говорило о том, что она не лжет. - Завтра я вас увижу своими глазами, - сказала Мада Уэст, и сиделка, залившись веселым смехом, который порой доносился из коридора, ответила: - Да, это будет для вас первым ударом. Странно, как притупились воспоминания о ее приезде в лечебницу. Врачи и сестры, принимавшие ее, превратились в тени, отведенная ей палата, где она все еще находилась, - просто деревянный ящик, западня. Даже сам врач, умелый и энергичный хирург, рекомендовавший ей во время двух кратких консультаций немедленно лечь на операцию, был теперь для нее только голосом, а не реальным лицом. Он появлялся, отдавал приказания, приказания исполнялись, и было трудно представить, что эта перелетная птица - тот самый человек, который несколько недель назад попросил отдать себя в его руки, который сотворил чудо с живой тканью, бывшей ее собственными глазами. Это был низкий, мягкий голос ночной сиделки, которая лучше всех остальных понимала, что ей, Маде, пришлось перенести. В сестре Брэнд - дневной сиделке - все дышало бодростью дня, с ней появлялось солнце, свежие цветы, посетители. Когда она описывала, какая сегодня погода, она словно творила ее. "Ну и пекло", - говорила сестра Брэнд, распахивая окна, и ее подопечная прямо чувствовала, как от ее формы и накрахмаленной шапочки исходит свежесть, каким-то необъяснимым образом смягчая хлынувшую в комнату жару. А не то, ощущая легкий холодок, она слышала под ровный шум дождя: "Садовники-то будут рады-радешеньки, а вот старшая сестра останется без речной прогулки". Так же и блюда, даже самые невкусные вторые завтраки, казались деликатесами, когда она предлагала их. "Кусочек камбалы au beurre\footnote{с маслом \textit{(франц.)}.}", - весело потчевала она, разжигая притупившийся аппетит, и приходилось съедать поданную вареную рыбу, начисто лишенную вкуса, ведь иначе вы вроде бы подводили сестру Брэнд, рекомендовавшую ее. "Пончики с яблоками... с двумя-то уж вы, конечно, справитесь", - и во рту появлялся вкус воображаемого пончика, хрустящего, посыпанного сахарной пудрой, когда в действительности он напоминал кусок размокшей подошвы. Бодрость и оптимизм сестры Брэнд не давали вам проявлять недовольство, жаловаться было бы оскорблением, сказать: "Дайте мне полежать спокойно. Я ничего не хочу" - значило проявить слабодушие. Ночь приносила утешение - появлялась сестра Энсел. Она не ждала от вас мужества. Вначале, во время болей, она, и никто другой, давала болеутоляющие лекарства. Она, и никто другой, взбивала подушки и подносила стакан к |
|
|