"Евгений Дубровский(Лесник). Лесной шум " - читать интересную книгу автора

жалкий крик, полный ужаса и смертельной муки, прорезывает темную тишину.
Значит, лисичка, подобравшись к заснувшей на земле птице, задавила ее.
Хлопнут, затрепещут упругие крылья, и опять все тихо. Спит старый лес,
привыкший к таким случаям: жизнь-одни едят, другие пищат, пустое это дело.
Спит, спит лес.
Но не долог весенний сон. Еще в темноте заорет петух белой куропатки.
Он, сильно хлопая крыльями, взлетает над кустом, для чего-то иногда
перекувыркивается в воздухе, хохочет человечьим голосом и орет, орет.
Невероятно даже, что так нашуметь может очень небольшой петушок. Трубный
звук, несущийся из неведомых далей, удостоверяет, что болото проснулось: то
рокочущая заря журавлей.
Темный лес еще спит. Вершины, однако, стали отчетливо видны на ясном
небе. В этот торжественный миг, в прозрачном сумраке редеющей ночи,
навстречу первым проблескам утра, поет или шепчет свою стрекочущую песню
глухарь, поет, не видя, не слыша ничего, подпуская к себе близко своего
убийцу. Какие струи, какие волны почти неведомых сил несутся в это время над
землей, почему особенно сладок, так крепок предрассветный сон, что волнует и
заставляет содрогаться все существо спящего человека? Не то ли, что
очаровывает и ослепляет в глубине леса могучую зоркую птицу? Охваченный
любовной страстью, с полчаса токует глухарь и с первыми лучами солнца вновь
чуткий и сторожкий покидает ток.
Шумно чуфыкают там и сям тетерева-полевики, долбит-стучит дятел,
невидимые ручьи начинают лепетать, повышая голос с каждой минутой. Вдруг
яростный, голодный клекот несется над зелеными вершинами: то ястреб, паря на
неподвижных крыльях, летит над лесом. А, совсем проснулся, старик!
И весеннее солнце дрожащим золотом смеется из каждой лужи.


ВЕСЕННИЙ ПОТОК


Обижен север природой. Туманные сумерки, ржавые мхи болот, однообразно
окрашенные под их цвет животные, мелькающие совсем бесцветными тенями, когда
лежит снег, долгое отсутствие большинства птиц... Скучный, жалкий край!
И ежегодно он, этот нищий, убогий угол земли, торжествует праздник
жизни в таком бешеном великолепии, с таким блеском ошеломляющей роскоши,
пляшет такую яростную пляску любви, каких никогда не видит изнеженный зноем
юг.
На серую, унылую полосу земли, долго покрытую льдом и снегом, откуда-то
из неизвестных пространств в течение нескольких десятков суток текут вместе
со светом еще невидимые, почти неведомые лучи. Казавшаяся мертвой пустыня
сбрасывает свой саван и населяется миллионами существ, в брачных нарядах
явившихся с другого полушария земли.
В ветвях березы брызжут песни скворцов, перелетевших через море для
того, чтобы свить гнездо в деревянном ящичке, воткнутом на шест перед
избушкой. В луже онежских болот плещутся утки, быть может, вспугнутые неделю
назад черным человеком на африканском побережье. Длинноносый кулик с Конго
сидит на кочке речки Пичуги. Все они явились сюда не потому, что тут
потеплело, а оттого, что там чего-то чрезвычайно важного недостало.
Солнечные лучи там обильны и жарки всегда. В пустынях, почти безлюдных,