"Савелий Дудаков. История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв " - читать интересную книгу автора

Н.В. Гоголь, выросший в Малороссии и впитавший неприязненное отношение
к "врагам Христовым" вместе с "молоком матери", естественно, представил
образ еврея в границах евангельских мифологем, дополнив их теми
малороссийскими "баснями", которые стали "устойчивыми штампами" в украинском
фольклоре. Так, например, возникла легенда об аренде евреями "святых
церквей" 6, послужившая завязкой знакомства Тараса Бульбы с Янкелем: "Теперь
у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя
править... И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на
святой пасхе, то и святить пасху нельзя..." 7. Однако Гоголь прекрасно
понимал, что евреи просто оказались между молотом и наковальней. Гнев
запорожцев на ксендзов, запрягавших в "оглобли православных христиан" и
расправлявшихся с "полковниками и гетьманом", обрушился на "поганцев":
""Перевешать всю жидову!" - раздалось из толпы... и толпа ринулась на
предместье с желанием перерезать всех жидов... Бедные сыны Израиля,
растерявши все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в
пустых горелочных бочках, в печках и даже заползывали под юбки своих
жидовок; но козаки везде их находили" (63). Конечно, Гоголь вряд ли
сочувствовал "бедным сынам Израиля", однако он смог подметить, что как раз
"интернационализм" Янкеля ("Мы с запорожцами как братья родные...") и
оказывается действительной причиной погрома: "Как? чтобы запорожцы были с
вами братья?.. Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове!" (64).
Спасение Янкеля Гоголь мотивирует важным для Тараса обстоятельством: еврей
некогда дал его брату Дорошу восемьсот цехинов, чтобы выкупиться из "плена у
турков". Но при этом Бульба резюмирует: "Жида будет всегда время повесить",
а Гоголь, подводя итог погрому беззащитного населения, подчеркивает
действительные причины похода: 'Теперь уже все... с совета старшин,
куренных, кошевого и с воли всего запорожского войска, положили идти прямо
на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать
добычи с городов, пустить пожар по деревням и хлебам и пустить далеко во
всей степи о себе славу" (64).
Никак не симпатизируя евреям, Гоголь, тем не менее, счел нужным (то ли
по причинам сюжетологическим, то ли по свойственной ему противоречивости)
отметить, что Янкель вовсе не "мелок духом": "Тарас Бульба увидел, что жидок
его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и продавал кремни, завертки,
порох... "Каков чертов жид!" -подумал про себя Тарас и, подъехав к нему,
сказал: "Дурень, что ты здесь сидишь? Разве хочешь, чтобы тебя застрелил,
как воробья?" (66). В ответ на это "доброе отношение" Янкель признается
Тарасу, что среди козацких возов есть и его воз со всякими нужными припасами
и что он собирается по дороге "доставлять всякий провиант по такой дешевой
цене, по какой еще ни один жид не продавал". Запорожец только "пожал
плечами" и вместе с автором "подивился бойкой жидовской натуре" (66).
Думается, что на основе заключительного эпизода IV главы однозначно прийти к
выводу о "природной трусости" евреев при такой "бойкости натуры" (хотя бы и
проявленной в торговле), трудно. Впрочем, поведение Янкеля в Варшаве также
не поддается однозначным оценкам.
Тарас Бульба, после поимки Остапа, решил во что бы то ни стало
увидеться с сыном и "очутился в Умани" перед "нечистым, запачканным" домом
Янкеля. Авторская характеристика "известного Янкеля" дана предельно
откровенно: "Он уже очутился здесь арендатором и корчмарем; прибрал
понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу