"Савелий Дудаков. История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв " - читать интересную книгу автора

Ох, вей мир, какое счастье посылает Бог людям! Сто червонцев за то только,
что прогнал нас! А наш брат: ему и пейсики оборвут и из морды сделают такое,
что и глядеть не можно, а никто не даст ста червонных" (136) (нечестными
оказываются не евреи, получившие деньги и старавшиеся исполнить просьбу
Тараса, а гайдуки, взявшие плату и не сдержавшие слово).
Следует отметить, что рядом с Тарасом во время казни Остапа стоит, как
верный его товарищ, и Янкель. Так что говорить об однозначности оценок в
еврейской теме не приходится, хотя, несомненно, искажения и следования
"народному мнению" очевидны. Не случайно Гоголь в перечислении обид "нации"
("посмеянье прав своих", "позорное... унижение", "оскорбление веры предков",
"посрамление церквей", "бесчинства чужеземных панов", "за унию") включил и
"позорное владычество жидовства на христианской земле" (т.е. корчмарство и
арендаторство), хотя до этого, рассказывая о жизни в Запорожской Сечи,
отмечал: "Только побуждаемые сильною корыстью жиды, армяне и татары
осмеливались жить и торговать в предместье... Впрочем, участь этих
корыстолюбивых торгашей была очень жалка" (53). Возможно, понимая "кровавую
жизнь" этого "свирепого века", Гоголь все-таки не смог до конца признать за
месть Божью действия тех, кто "не внимали ничему... и, поднимая копьями с
улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя" (143). Плен Тараса - вот высший
суд справедливости, и хотя не "найдутся на свете такие огни, муки и такая
сила, которая бы пересилила русскую силу", вряд ли героическая смерть
запорожца оправдала "неуважение" чернобровых паненок, которые "у самых
алтарей не могли спастись": "зажигал их Тарас вместе с алтарями". Поэтому и
смерть его - на костре, а не на плахе, как бы уравнивает атамана с жертвами
разбоя, подчеркивая общую вину того "закаливания", в котором "не чуят"
человечности и человечества" 8. В этом смысле, отрицательные черты евреев, в
соответствии с мифологемами, не обосновывают их "нелояльность" к обеим
враждующим сторонам, наоборот, судя по Янкелю и его друзьям, в них, скорее,
сказывается сочувствие угнетенным, нежели угнетателям.
Конечно, отсутствие положительного образа еврея в творчестве великих
писателей - досадно, но, видимо, это - следствие исторически сложившихся
представлений и мифологем, национально и религиозно окрашенных. Еврейская
тема в творчестве Пушкина и Гоголя в достаточной степени свидетельствует о
том, что их антисемитизм по своей природе был "христианским", но ни в коем
случае не националистическим или же политическим.
Появление образа еврея в произведениях русской литературы XIX в. на
злободневную тему, конечно, влияло на резко отрицательные характеристики
еврейских персонажей, однако они были ориентированы в той или иной степени
на "евангельские" аллюзии. Но отсутствие в образе еврея каких-либо
общественно-политических дефиниций, обвинявших инородцев в
антигосударственной или антипатриотической деятельности, требует осторожного
обращения с понятием "антисемит", иначе придется вообще всю европейскую
культуру и всех ее творцов усадить на скамью подсудимых. Пользы от такой,
"лобовой", точки зрения быть не может.
Причинами "аполитичности" евреев среди племен и народов было их
положение, исторически связанное с экономическими инфраструктурами, а не с
государственно-политическими институтами. Вместе с тем для любого
националистического произведения противопоставленность положительного
отрицательному на основе национальной принадлежности персонажей - исходна и
окончательна9. Но являясь такой постулированной нормой шовинистических