"Александр Дюма. Графиня де Шарни (Том I)" - читать интересную книгу автора

однажды, на эшафоте, перед тем, как потерять ее навсегда.
Принцесса Елизавета была воплощением нежности и смирения, ангелом,
посланным Богом на помощь осужденным: на ее долю выпало утешать короля в
Тампле в отсутствие королевы, она же утешала королеву в Консьержери после
казни короля.
Двуличный граф Прованский поглядывал исподлобья; он отлично понимал,
что, по крайней мере, в данную минуту, ему ничто не грозит; сейчас из всех
членов королевской семьи он пользовался наибольшей популярностью. Почему?
Кто знает?.. Возможно, потому, что остался во Франции, в то время как его
брат граф д'Артуа покинул родину.
Если бы король умел читать в душе графа Прованского, то не известно,
был ли бы он ему по-прежнему признателен за то, что он называл
преданностью графа.
Андре словно окаменела; она спала не больше королевы, а позавтракала
ничуть не лучше короля, однако могло показаться, что для этой возвышенной
натуры жизненные невзгоды не имели никакого значения. У нее не было
времени ни на то, чтобы поправить прическу, ни на то, чтобы переодеться,
однако ни один волосок не выбивался из ее прически, ни единой складки не
прибавилось на платье. Она напоминала статую, которую словно обтекали
людские волны, а она не замечала их; было очевидно, что ум или сердце этой
женщины занимала одна-единственная всепоглощающая мечта, к которой она
стремилась всею душой, как магнитная стрелка стремится к Полярной звезде.
Среди живых людей она напоминала тень, и только ее взгляд свидетельствовал
о том, что это живой человек: в глазах ее против воли появлялся огонек
всякий раз, как она встречалась взглядом с Жильбером.
Не доезжая сотни футов до кабачка, о котором мы уже рассказывали,
кортеж остановился; крики стоявших вдоль дороги зевак стали раздаваться
еще громче.
Королева выглянула из окна, и это ее движение, похожее на поклон,
вызвало в толпе ропот.
- Господин Жильбер! - позвала она.
Жильбер подошел ближе к дверце. Он с самого начала пути из Версаля
нес шляпу в руках, и потому ему не пришлось в знак почтительности обнажать
голову.
- Слушаю вас, ваше величество. То, как он произнес эти слова, ясно
указывало на готовность Жильбера исполнить любые приказания королевы.
- Господин Жильбер! - повторила она. - Что поет, что говорит, что
кричит ваш народ?
Судя по форме, фраза эта была приготовлена заранее; королева, видимо,
уже давно ее вынашивала, прежде чем бросить через окно прямо в лицо толпе.
Жильбер вздохнул с таким видом, будто хотел сказать:
"Она не меняется!" Затем он произнес вслух, печально поглядывая на
королеву:
- Увы, ваше величество, народ, который вы называете моим, был
когда-то и вашим; не прошло и двадцати лет с тех пор, как господин де
Бриссак, галантный придворный, которого я напрасно стаи бы здесь сейчас
искать, показывал вам с балкона городской Ратуши на этот же народ,
выкрикивавший тогда: "Да здравствует Мария-Антуанетта!" и говорил вам:
"Ваше высочество! У вас двести тысяч поклонников!" Королева закусила губы;
этого человека невозможно было обвинить в недостаточной находчивости или