"Александр Дюма. Корсиканские братья" - читать интересную книгу автора

А тем временем я и сам закончил одеваться.
Прозвонило без четверти десять.
- Итак, - сказал Люсьен, - если вы хотите увидеть этот спектакль, я
думаю, что нам уже пора занимать наши места, конечно, если вы не предпочтете
остаться завтракать, что будет более разумно, как мне кажется.
- Спасибо, но я редко завтракаю раньше одиннадцати или полудня.
- В таком случае, отправимся в путь.
Я взял свою шляпу и последовал за ним.


XI

Мы возвышались над площадью, стоя на верху лестницы из восьми ступенек,
ведущих к двери укрепленного замка, в котором жили мадам де Франчи и ее сын.
Находящаяся прямо напротив площадь была заполнена людьми; однако вся
эта толпа состояла из женщин и детей младше одиннадцати лет: не было видно
ни одного мужчины.
На нижней ступени церкви в торжественной позе стоял мужчина,
подпоясанный трехцветным поясом, - это был мэр.
Под портиком другой мужчина, одетый в черное, сидел за столом, а перед
ним лежала исписанная бумага. Этот человек был нотариусом. А бумага была
договором о примирении.
Я занял место по одну сторону стола с поручителями Орланди. С другой
стороны были поручители Колона. Позади нотариуса устроился Люсьен.
В глубине, на хорах церкви были видны священнослужители, готовые
отслужить мессу.
Часы прозвонили десять часов.
По толпе тут же пробежал ропот. Глаза устремились к двум
противоположным выходам улицы, если можно назвать улицей неровный
промежуток, оставленный между пятьюдесятью домами, расположенными
произвольно, по прихоти владельцев.
Вскоре можно было увидеть, как со стороны горы появился Орланди, а со
стороны реки - Колона, каждый в сопровождении своих сторонников. И согласно
принятому решению ни у кого не было оружия. Их можно было принять за
церковную процессию, если бы не бросалось в глаза чересчур суровое выражение
некоторых лиц.
Предводители двух группировок резко отличались друг от друга.
Орланди, как я уже говорил, был крупным, поджарым, смуглым и гибким.
Колона был маленький, коренастый и крепкий, с короткими вьющимися
рыжими волосами и бородой.
Каждый из них держал в руке оливковую ветвь, символическую эмблему
мира, который они собирались заключить. Это была поэтическая выдумка мэра.
Колона к тому же торжественно нес белую курицу, волоча ее за ноги. Она
предназначалась для передачи в качестве возмещения убытков. Ведь именно
курица десять лет назад положила начало ссоре.
Курица была живой.
Этот пункт долго обсуждался и чуть было не расстроил все дело. Колона
рассматривал как двойное унижение то, что ему предстояло возвращать курицу
живой. Его тетя бросила тогда в лицо двоюродной сестры Орланди не живую, а
уже убитую курицу.