"Александр Дюма. Ночь во Флоренции при Алессандро Медичи " - читать интересную книгу автора

- Забирайся сюда, я скажу тебе кое-что.
Джакопо вернулся на свое место рядом с Венгерцем.
- Ну и что? - спросил он.
Прежде чем ответить, Венгерец огляделся по сторонам, весь обратившись в
слух.
Потом так тихо, что Джакопо с трудом ловил отдельные слова, изрек:
- Эй! А что, если это он нас выдал?
- Лоренцино? - вскрикнул Джакопо.
- Да замолчи ты, недоумок!
- Пожалуй, сам хорош: такое несешь, что...
- Будем считать, что я ничего не говорил.
- Нет уж, будем считать, что сказал, но только поясни свои слова.
- Ну что ж...
Венгерец осекся и вытянул шею в сторону дома, в который только что
вошли двое ночных прохожих.
Его пантомима была вполне выразительна, и приятель, не подумав даже
допытываться, о чем тот толковал, тоже напрягся.
- Тревога! Тревога! - закричал вдруг Венгерец.
- Что? Что такое?..
- Они дерутся... дерутся...
- Да, слышно, как скрещиваются шпаги...
- Они напали на монсиньора... Ты, Джакопо, отправляйся через дверь с
виа Торта... лом найдешь внизу, под лестницей... А я с этой стороны...
Держитесь, монсиньор, держитесь... я иду!
И тем временем как, спустившись и вооружась ломом, Джакопо кинулся за
угол виа Торта, Венгерец, выдернув шпагу из ножен, спрыгнул в сад.
Едва ли не в тот же самый миг на стене, крадучись в тени зубцов, возник
человек в маске; он переждал, пока Венгерец совсем скроется из виду, и
тогда, проворно соскользнув по лестнице, подбежал к колодцу Седжо Капорано,
бросил в него свернутую кольчугу, достав ее из-под плаща, а затем снова
встал под стеной, тревожно прислушиваясь.
Через несколько минут до него донесся крик вроде тех, что вырывается у
смертельно раненных; звон сталкивающихся клинков оборвался, и все затихло.
- Один из двоих мертв, - произнес человек в маске, - вот только
который?..
Неопределенность не затянулась: он не успел договорить последнее слово,
как голова, потом плечи, а потом и весь мужской торс целиком выросли над
стеной с другой ее стороны. Мужчина держал в зубах шпагу. Увидев товарища,
ожидавшего его на площади, у нижнего конца веревочной лестницы, он
остановился, вынул шпагу из зубов, стряхнул с нее кровь, после чего,
скрестив на груди руки, заговорил так невозмутимо, будто и не был на волосок
от смерти всего несколько минут назад:
- Славный ты друг, Лоренцино, нечего сказать!.. Какого черта! На нас
набрасываются двое, и тут оказывается, что я должен не только расправиться с
одним, но еще и за тебя поработать!
- О, я полагал, монсиньор, мы с вами раз и навсегда уговорились, что я
буду участником ваших попоек, шалостей и любовных похождений... но
поединков... засад... резни... нет, нет, увольте! А что вы хотите! Меня
следует принимать таким, каков я есть, или предоставить меня другим...
- Трус! - бросил герцог, перекидывая ногу через стену и начиная