"Александр Дюма. Графиня де Шарни (части 4-6)" - читать интересную книгу автора

подумал я, слушать-то под дверью мне можно. И я слушал! Так я узнал, что она
едва не умерла, что у нее была мозговая горячка, что она чуть ли не лишилась
рассудка, оттого что уехал ее любовник! Годом раньше я тоже уехал, но она не
сходила с ума, оттого что отец покидает ее, она улыбалась мне на прощанье.
Выходит, мой отъезд позволил ей свободно встречаться с любовником? Катрин
выздоровела, но радость так и не вернулась к ней. Месяц, два, три, полгода
прошло, и ни разу проблеск веселья не осветил ее лицо, с которого я не
сводил глаз, но вот однажды утром я увидел ее улыбку и вздрогнул. Видать, ее
любовник вернулся, а иначе с чего ей было улыбаться? И правда, на другой
день меня встретил один пастух и сказал, что любовник ее возвратился в то
самое утро. У меня не было сомнений, что вечером он заявится к нам, а
верней, к Катрин. И вот вечером я забил в свое ружье двойной заряд и сел в
засаду...
- Бийо! - воскликнул Шарни. - Неужели вы это сделали?
- А чего же не сделать? - усмехнулся Бийо. - Ежели я устраиваю засаду
на кабана, который роет мой картофель, на волка, который режет моих овец, на
лису, которая душит моих кур, то почему я не могу устроить засаду на
человека, который пришел украсть мое счастье, на любовника, пришедшего
обесчестить мою дочь?
- Но потом у вас дрогнуло сердце, не так ли, Бийо? - обеспокоенно
спросил граф.
- Нет, не дрогнуло ни сердце, ни рука, и глаз оказался верен, а следы
крови подтвердили, что я не промазал. Только понимаете, какое дело, - с
горечью произнес Бийо, - моя дочь не колебалась в выборе между любовником и
отцом. Когда я вошел в комнату Катрин, ее там не было, она исчезла.
- И вы с той поры не видели ее? - поинтересовался Шарни.
- Нет, - ответил Бийо, - да и к чему мне видеться с нею? Она прекрасно
знает, что я убью ее, ежели встречу.
Шарни качнул головой, в то же время не отрывая от Бийо взгляда, в
котором сквозило смешанное с ужасом восхищение этой сильной, несгибаемой
натурой.
- Я опять стал трудиться на ферме, - продолжал Бийо. - Мое горе не
имело никакого значения, лишь бы Франция была счастлива. Разве король не
следовал с чистым сердцем дорогой революции? Разве не собирался он
участвовать в празднике Федерации? Разве не увижу я на этом празднестве
моего доброго короля, которому я отдал шестнадцатого июля свою трехцветную
кокарду и которого, можно сказать, спас от смерти шестого октября?
Какое, должно быть, будет счастье для него увидеть на Марсовом поле всю
Францию, приносящую клятву хранить единство отечества! Да, в тот миг, когда
я это увидел, я забыл обо всем, даже о Катрин... Нет, вру, отец никогда не
забудет дочь... И он тоже поклялся! Правда, мне показалось, что клялся он не
так, как надо, нехотя, что он дал клятву, сидя на своем месте, а не у алтаря
отечества. Но он поклялся, и это было главное; клятва есть клятва, и место,
где она была произнесена, вовсе не делает ее более священной или менее
священной, а когда честный человек дает клятву, он ее держит. Король обязан
был сдержать ее. Правда, завернув как-то в Виллер-Котре, поскольку, потеряв
дочку, мне больше нечем было заняться, кроме как политикой, я услышал, что
король хотел дать похитить себя господину де Фавра, но дело не выгорело,
потом хотел бежать вместе со своими тетками, но план не удался, потом хотел
уехать в Сен-Клу, а оттуда в Руан, но народ воспрепятствовал этому. Да, я