"Александр Дюма. Царица Сладострастия (Собрание сочинений, Том 58) " - читать интересную книгу автора

оскорблениями или лестью, я решила приступить к работе над мемуарами.
Постараюсь написать их как можно скорее, чтобы довести до конца или, по
меньшей мере, до того времени, когда я перестала жить благодаря другим и
ради других. Остальное принадлежит лишь Богу и мне самой.
Итак, сегодня, 8 октября 1734 года, я начинаю описывать историю моей
жизни; я расскажу обо всем, что интересно будет узнать, и уделю делам
правительств такое же внимание, как и отдельным людям. Правда - приятный
предмет для размышлений, и еще приятнее было бы бросить ее в лицо тем, кто
стесняет нашу свободу: такое удовлетворение может быть даровано в этом мире
лишь при определенных условиях; возможно, это будет одним из райских
наслаждений, хотя рассчитывать на него особенно не приходится.
Я не знаю, оценят ли, даже после моей смерти, редкие читатели, кому
доведется пробежать глазами эти мемуары, четыре строки, при помощи которых
г-н де Вольтер, подобно парфянину, вонзил, убегая, стрелу честолюбия в мое
сердце; я не знаю, повторяю, оценят ли, даже после моей смерти, редкие
читатели, кому доведется пробегать глазами эти мемуары, четыре строки, на
которые намекал г-н де Вольтер и которые представляют собой всего лишь
катрен, сочиненный мной за неделю до того разговора в качестве эпитафии для
моей могилы; вот он:

Царица Сладострастья здесь в могиле,
Та, что себе, дабы не прогадать,
Сумела сотворить Эдем и благодать
В юдоли грешной, где ее любили. [Пер. Ю.Денисова]

Но оценят их люди или нет, следует знать, что я не всегда была той
Царицей Сладострастия, которая так славится в Париже вот уже тридцать лет.
Именно в этих мемуарах и надо объяснить, почему я ею стала. Ведь в самом
деле, Жанна д'Альбер де Люин так далека от графини ди Верруа, нынешней
Царицы Сладострастия. Их мысли и чувства похожи не более, чем их лица, и
одному Богу известно, какой я была и какой стала. Быть может, кто-нибудь
другой помнит прежнюю графиню; я же, слава Богу, забыла. И это избавляет
меня еще от одной печали.
Что же касается того, как я выгляжу теперь, то мое зеркало берет на
себя смелость каждый день говорить мне об этом. Оно жестокий, но искренний
друг, и далеко не сразу - да, признаю, не сразу, - но я все же научилась
прощать ему этот недостаток, искупаемый упомянутым достоинством.


II

Я родилась 18 сентября 1670 года, того самого года, когда г-н де
Боссюэ, которого я видела, будучи еще совсем маленькой, издал свой великий
возглас: "Мадам умирает. Мадам умерла!", а это означает, что сегодня, то
есть 8 октября 1734 года, в день, когда я начинаю писать свои мемуары, мне
уже исполнилось шестьдесят четыре года.
Мой отец - сын герцога де Люина, любимца Людовика XIII и одного из
участников ужасной трагедии, связанной с Кончини, и Мари де Роган, которая
более известна под именем герцогини де Шеврёз, полученным ею от ее второго
мужа, нежели как герцогиня де Люин или госпожа коннетабльша, - по первому