"Александр Дюма. Ашборнский пастор (Собрание сочинений, Том 56) " - читать интересную книгу автора

Александром Попом!
И тогда вокруг отца слышался шепот завистливого восхищения, посреди
которого он словно становился выше, подобно тому как священник будто
обретает величие в облаке ладана.
И мы снова садились в одноколку, и чем выше поднималось солнце над
горизонтом, тем прекраснее, тем радостнее, тем благоуханнее становилась
природа и казалось, что и она несет путешественнику дань поздравлений.
Проехав примерно льё, одноколка опять останавливалась, отец выходил из
нее, и вновь повторялась такая же сцена.
Из-за этих исполненных гордыни остановок, быть может записанных врагом
рода человеческого на его огненных скрижалях, мы, несмотря на то что выехали
из Бисто-на в пять утра и фермер предоставил нам свою лучшую лошадь, к
родственнику отца добрались только к двум часам пополудни.
К счастью, великий Александр Поп еще не приехал.
Но, так как он несколько заставлял себя ждать, у нашего родственника
все как бы повисло в воздухе.
Этого нашего родственника, о котором я слышал как о человеке простом и
уравновешенном, в этот день просто распирало от гордыни: в напудренном
парике, белом, как февральское утро, он откидывал голову назад, выставлял
ногу вперед, откашливался, сплевывал слюну и каждые пять минут шумно, с
важным видом брал щепоть табака из табакерки саксонского фарфора, три
четверти которого просыпалось на его жабо, от крахмала настолько жесткое,
что оно походило то ли на петушиный гребень, то ли на спинной рыбий плавник.
Гордыня, излучаемая всей его особой, выдавала себя и в его голосе, и в
его взгляде, и в его жестах; речь его была степенной и неспешной.
- Здесь, - заявлял он, двигаясь вокруг обеденного стола, - я посажу
великого Попа, прославленного автора "Дунсиады", "Опыта о человеке" и многих
других превосходных сочинений. Справа от него сяду я, слева сядет моя жена;
напротив него я посажу моего родственника Бемро-да, а рядом с ним справа и
слева - почтенных старейшин Ньюарка и Честерфилда.
Как вы сами видите, господа, стол круглый, - добавил он, обращаясь к
гостям, - а это значит, что, хотя нас за столом будет двадцать четыре
человека, все смогут увидеть и услышать великого Попа.
Затем приглашенные вернулись в гостиную, где две красивые девушки
шестнадцати-семнадцати лет, одетые в белые платья, готовили венки из
лавровых веточек и роз, и эти венки должны были засвидетельствовать, что
великий Поп в лирических стихотворениях достиг таких же высот, как и в
легкой поэзии.
При любом звуке, доносившемся из прихожей, в гостиной происходила целая
революция; каждый, вставая, спрашивал с тревогой и любопытством:
- Это великий Александр Поп?
Что же касается меня, я ждал так напряженно, что не покидал прихожей и,
не сводя глаз с двери, забывая обо всем на свете, даже о моем сюртуке
каштанового цвета, думая лишь о человеке, в честь которого он был сшит;
внимательно прислушиваясь к малейшему шуму на улице, не пропуская без
внимания даже чуть заметное движение двери, я то и дело восклицал:
"Кузен, звонят!" или: "Кузен, стучат!"
И, когда я выкрикивал эти слова, сердце мое колотилось так, как никогда
в детстве даже по самым волнующим поводам; меня удивляло только то, что я не
слышал ни барабанного боя, ни звуков фанфар, которые, по моему мнению,