"Александр Дюма. Олимпия Клевская (Собрание сочинений, Том 49) " - читать интересную книгу авторагосподин де Мольер, напротив, славился угрюмостью и безбожием.
- Я не премину, сударь, удержать это в памяти и буду вспоминать об этом, уверяю вас, во всех надлежащих случаях... Но покамест, сударь, не изволили бы вы присесть? Наши святые отцы закончат трапезу никак не ранее чем через четверть часа, и вам совершенно не обязательно ожидать их стоя, разве не так? - Так, совершенно так, сударь... ох, прошу прощения... брат мой. С величайшей охотой воспользуюсь и вашим любезным разрешением и удовольствием от продолжения беседы с вами, если, конечно, мои речи вас не утомили! - Что вы, отнюдь! Напротив, поверьте, что все вами сказанное меня живо заинтересовало. Мы остановились на вашем деде. - Да, на деде, совершенно верно. Так вернемся же к моему деду, и вы увидите, что я отнюдь не пускаюсь в пустые словоизлияния. - О, я отношусь к вашим словам с полнейшим доверием! - Так вот, я говорил, что Шевийе де Шанмеле, мой дед... - Тот, что играл королей? - Да, друг господина Расина. - И господина Лафонтена? - Истинно так, и господина Лафонтена. Так вот, я уже говорил, что Шевийе де Шанмеле испытал в жизни множество невзгод. Сперва от потери жены, ушедшей в мир иной в тысяча шестьсот девяноста восьмом году, потом от того, что за ней последовал господин Расин, а это случилось в тысяча шестьсот девяноста девятом. Я не говорю уже о господине Лафонтене, оставившем этот мир раньше их, в тысяча шестьсот девяноста пятом, и притом как истинный христианин. вместе с ним четыре комедии: "Флорентиец", "Заколдованный кубок", "Заблудившийся теленок" и "Взять врасплох", не так ли? - О сударь, не устаю восхищаться вашими глубокими познаниями касательно драматического искусства, весьма удивительными у послушника, но все же не утаю: лично я убежден, что Лафонтен, человек добрейший, из простой снисходительности и желания возвысить моего деда в глазах света позволял тому утверждать, будто они писали вместе. - А-а, понимаю! - Вот-вот, мой дед позволил великому поэту войти на правах весьма близкого человека в свое семейство, а тот одарил его родством со своими творениями. Баньер чуть заметно покраснел. - Итак, вы упомянули, - слегка запинаясь, напомнил он, - что ваш дед пережил немало невзгод: кончину господина Лафонтена, своей жены и господина Расина. - Прибавьте к тому, - подхватил Шанмеле, - и разочарование от малого успеха, осмелюсь сказать прямо-таки провала некоторых пьес, притом сочиненных им самим без всяких помощников, - таких пьес, как "Час пастуха", "Улица Сен-Дени", "Парижанин"; подобные частые падения не могут не утомить человека, особенно - когда падаешь с высоты пяти действий в стихах. Короче, дед мой после тысяча семисотого года стал походить на короля Людовика Четырнадцатого, сделался таким же мрачным, предпочитал молчание беседе, сторонился людей и с утра до вечера пребывал в состоянии задумчивости. И вот случилось так, брат мой, что дневных грез ему стало мало, и Шевийе де |
|
|