"Александр Дюма. Шевалье де Мезон-Руж (Собрание сочинений, Том 24) " - читать интересную книгу автора

момент, когда эти три предложения были приняты, послышались громкие крики.
Конвент был привычен к визитам черни. Участники заседания поинтересовались,
чего от них хотят. Им ответили, что прибыла депутация от волонтёров, которые
пообедали на Хлебном рынке и теперь требуют разрешения пройти торжественным
маршем перед Конвентом.
Тотчас же открылись двери, и шестьсот человек, полупьяных, вооруженных
саблями, пистолетами и пиками, под рукоплескания прошли маршем, громкими
возгласами требуя смерти предателям.
- Да, друзья мои, - заверил их Колло д'Эрбуа, - невзирая на интриги, мы
вас спасем - вас и свободу!
После этих слов он бросил на жирондистов взгляд, давший понять, что
опасность для них еще не миновала.
И в самом деле, когда заседание Конвента закончилось, Монтаньяры
разошлись по клубам, побежали к кордельерам и якобинцам, предлагая им
объявить предателей вне закона и убить их этой же ночью.
Жена Луве жила рядом с Якобинским клубом на улице Сент-Оноре.
Привлеченная криками, она тут же направляется в клуб и, услышав предложение
покончить с жирондистами, поспешно возвращается домой, чтобы предупредить
мужа. Вооружившись, Луве бросается от одного дома к другому, чтобы
оповестить друзей, но никого не находит. От слуги одного из них он узнает,
что все они у Петиона, и тотчас направляется туда. Он застал их спокойно
обсуждающими декрет, который предполагалось представить на следующий день, в
надежде, что, используя случайное большинство, удастся его принять. Луве
рассказал о том, что происходит, сообщил о своих опасениях, о кознях,
замышляемых якобинцами и кордельерами, и призвал принять действенные меры со
своей стороны.
Тогда поднялся всегда спокойный и невозмутимый Петион, подошел к окну,
открыл его, посмотрел на небо, высунул руку наружу и, взглянув на мокрую
ладонь, сказал:
- Идет дождь. Сегодня ночью ничего не будет.
Через это полуоткрытое окно донеслись последние удары колокола,
пробившего десять.
Вот что происходило в Париже накануне 10 марта; вот что происходило днем
и вечером 10 марта, вот почему дома, предназначенные для живых, в сыром
мраке и зловещей тишине стали темными и немыми, как склепы, населенные
мертвецами.
И лишь медлительных патрулей национальной гвардии с дозорными, идущими
впереди со штыками наперевес, группы жмущихся друг к другу и кое-как
вооруженных волонтёров да еще жандармов, осматривающих каждую подворотню и
заглядывающих в каждую приоткрытую дверь, можно было встретить на улицах;
все инстинктивно чувствовали, что замышляется что-то неведомое и ужасное.
Холодный мелкий дождь, тот самый, что так успокоил Петиона, усиливал
скверное настроение и беспокойство патрулей. Каждая их встреча выглядела
приготовлением к бою: с недоверием осмотрев друг друга, патрули неторопливо
и неприветливо обменивались паролем. Потом, разойдясь в разные стороны,
оглядывались, будто боясь внезапного нападения со спины.
В этот вечер, когда Париж стал жертвой паники, столь часто
возобновлявшейся, что к этому в какой-то степени можно было привыкнуть, и
когда тайно ставился вопрос об убийстве умеренных революционеров
(проголосовав, большей частью с оговорками, за смерть короля, они сегодня не